Возможно, в ближайшее столетие ему понадобится помощник, и, обратившись к Пэрри, он возьмет его к себе в услужение. Рассчитывать на большее не приходилось.
И все же Пэрри ни о чем не жалел.
Дважды ему выпало любить: один раз на земле, второй — в образе инкарнации. Отречение от престола не могло этого стереть. Причем чувство ко второй женщине вовсе не подменило собой его чувство к первой. Теперь любовь к Джоли вернулась с той же силой, как при ее жизни, нисколько не мешая ему по-прежнему обожать Орб… Пэрри надеялся, что во всяком случае Джоли теперь в Раю и что Орб простит его вынужденное бегство от алтаря. Кроме того, он верил, что, несмотря на свое поражение, страдания людей все-таки прекратятся. Поскольку Пэрри являлся Отцом лжи, все, что он совершил, по определению было дурным, однако благодаря пренебрежительному отношению Бога к своим обязанностям в поступках Пэрри имелось и много хорошего. Во всяком случае, он не стыдился того, что оказался за это проклят.
Теперь Пэрри был обречен на одиночество. Вероятно, в том и заключалось его наказание — сознавать свою оторванность от мира, не знать, что происходит в царстве смертных или инкарнаций. Ужасное мучение — но его поддерживала любовь. Никакая кара не могла заставить его пожалеть о содеянном.
Неожиданно Пэрри почувствовал чье-то присутствие. Призрачная тюрьма приобрела форму настоящей камеры, а он оказался закован в цепи. Все эти образы были кем-то воссозданы…
Пэрри узнал Орб, увившуюся к нему как воплощение Природы, Геи. Даже Ад не мог остановить ее. Она хранила присущее лишь ей очарование и приобрела уверенность в себе, которой прежде, ухаживая, Пэрри не замечал. Орб окружала негромкая музыка — какая-то неизвестная ему разновидность Ллано, наверное, сметавшая на пути воплощения Природы любые преграды. Теперь она полностью утвердилась в должности.
Пэрри не мог ни пошевелиться, ни даже что-нибудь сказать. Вероятно, это тоже являлось составной частью наказания. Оставалось лишь безмолвно смотреть на Орб. Впрочем, ему и этого было достаточно.
Приблизившись к Пэрри, Орб молча взяла его за руку — он ощутил приятное тепло ее пальцев — и, подняв эту руку, коснулась капельки крови на запястье.
«Нет!» — в тревоге выкрикнул Пэрри, но у него не было ни голоса, ни сил, чтобы помешать ей.
Забрав капельку, Орб уронила его руку — на запястье не осталось и следа.
Затем она удалилась, а камера, в которой был заключен Пэрри, снова как бы исчезла. Изменилось лишь одно — он лишился Джоли.
Зачем же Орб это сделала? Едва ли она могла ревновать его к первой возлюбленной — Джоли давным-давно умерла, так же как и он сам теперь.
Впрочем, возможно, Орб поступила правильно. Джоли не место в Аду. Наверное, Орб отпустила ее в Рай…
Внезапно Пэрри оказался в ярко освещенном и шумном зале. Он не осознавал, долго ли пробыл в заточении — Лимбу было присуще безвременье, — однако сразу догадался, что попал в главный банкетный зал. В Аду им пользовались довольно редко, разве что для проверки новообращенных — людей с дурными наклонностями, но пока совершивших недостаточно зла. Даже небольшой соблазн мог проложить широкую дорогу до поры до времени скрытому злу и заставить его проявиться в полной мере, быстро выявляя истинную сущность человека. Вместо того чтобы просто принять таящееся в человеке зло на веру, его присутствие еще надо было доказать. Когда-то Пэрри сам разработал для этого целую процедуру.
Теперь он стоял перед обрюзгшим мужчиной средних лет, повсюду валялись остатки его обильной трапезы. Тем не менее в нем чувствовалось какое-то величие — стигматы бессмертия безошибочно выдавали новое воплощение Зла.
— Надо же, получилось! — воскликнул человек, вытирая со рта подливку. — Значит, ты и есть бывший Сатана!
Пэрри кивнул:
— Да, это я.
— Слушай, мне тут нужно выяснить контролирующее демонов заклинание, — проговорил незнакомец.
Пэрри молчал.
— Вот что, придурок, мне известно, что ты его знаешь! Давай выкладывай!
— До этого ты должен дойти сам, — невозмутимо ответил Пэрри.
— Последние три недели ты просто прохлаждался. Знаешь, а я ведь могу засунуть тебя в настоящее пекло, чтобы как следует поджарить тебе пятки. А скажешь заклинание — помилую.
— Нет.
— Проклятье! Этот сраный… как его там… Ассар! — и ухом не повел, когда я к нему обратился. Что ты хочешь за заклинание?
— Оно не продается, — отрезал Пэрри.
Мужчина бросил на него оценивающий взгляд.
— Да ты, парень, видно, еще не врубился. Когда ты свалил, твое место досталось самому грешному в мире смертному — то есть мне. Надо мной как раз висел смертный приговор за одну пятилетнюю куколку, которой я разнес башку, чтобы не мешала спокойно кончить. Правда, девчонка умерла не сразу
— успела на меня указать. В общем, не повезло. Но не думай, я не привередлив: могу и взрослого так достать, что завопит, будто дитя малое. Меня это только заводит… Я тут ловил у вас грешные души удавкой. Не поверишь — они чувствуют боль не хуже живых! А держатся и визжат еще дольше. В общем, здесь классно! Вот только ваш Люцифер не желает со мной даже здороваться, и — как там его, Мефис, что ли, — тоже, а эта штучка Нефер… титьки плюнула мне в морду. Короче, без заклинания никак не обойтись! Назови свою цену!
Пэрри молча отвернулся.
— Ну и жарься тогда, недоумок!
Неожиданно Пэрри оказался в бушующем пламени, которое больно жалило его, однако не могло сжечь. Все, на что был способен Ад, — так это доставить своим пленникам боль и унижение. Приходилось терпеть.
Конечно, Пэрри и в мыслях не допускал открыть тайну этому замучившему малышку подонку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107