И даже на ощупь его можно было принять за мертвеца — холодный дождь должен был понизить температуру кожи Декера; таким на ощупь мог бы быть свежий, только что начавший остывать труп. Если МакКиттрик хоть на мгновение усомнится в том, что Декер мертв, он всадит ему пулю в голову и тем самым покончит со всеми своими опасениями.
Опасность состояла в том, что МакКиттрик мог выстрелить в него и просто для собственного удовольствия, но Декер рассчитывал, что при виде его изуродованного лица МакКиттрик будет удовлетворен и решит, что в дальнейшем насилии необходимости уже нет. Если бы МакКиттрик вздумал пощупать пульс на запястьях Декера, то не нашел бы его, поскольку туго затянутые веревки пережали сосуды, почти полностью перекрыв движение крови. Он мог попробовать прощупать пульс на шее Декера, но для этого МакКиттрику пришлось бы развязать веревку, стягивавшую пластиковый мешок, который снаружи казался перемазанным еще не свернувшейся кровью. Оставалась возможность приложить ладонь к ребрам и прощупать сердцебиение, но это тоже было маловероятно, потому что он лежал на левом боку и, чтобы дотянуться до ребер в районе сердца, МакКиттрику потребовалось бы перевернуть труп и испачкать руку в жидкой грязи, которой Декер был перемазан с головы до пят.
И все равно риск очень велик. «Безумие, — несколько раз повторил ему Эсперанса. — Вы же погубите себя». Но разве был у него выбор? Если передача денег не произойдет точно так, как того требовал МакКиттрик, если на условленном месте не окажется трупа Декера, как это обещал Ник Джордано, МакКиттрик может что-то заподозрить и даже не взять деньги, опасаясь каких-нибудь неприятных сюрпризов. Но именно деньги были основой плана Декера — деньги и радиомаяк, который он спрятал среди них. Если МакКиттрик не возьмет деньги, у Декера не будет никакого шанса проследовать за ним туда, где он держал в плену Бет. Как Декер ни ломал голову над планом действий, выходило одно и то же: МакКиттрик должен найти его труп.
— Неужели вы настолько любите Бет? — спросил Эсперанса перед тем, как завязать полиэтиленовый пакет на голове Декера. — Даже готовы ради нее жизнью пожертвовать?
— Ради нее я пойду хоть к чертям в ад.
— Чтобы узнать правду о ее чувствах к вам? — Эсперанса как-то странно взглянул на него. — Это уже не любовь. Это скорее оскорбленная гордость.
— Это надежда. Если я не могу доверять любви, то ничего уже не имеет значения. Суньте эту соломинку мне в рот. И завяжите мешок.
— Декер, вы самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал.
— Нет, я просто дурак.
Сейчас, лежа в луже, вбирая в себя через трубочку крохотные порции воздуха, подавляя панику, собрав в кулак всю свою волю и дисциплину, Декер боролся против искушения пересмотреть заново все свои действия в течение последних часов. Его легкие протестовали против нехватки воздуха и требовали, чтобы он сделал глубокий вдох, а он думал. Возможно, у него имелся другой путь. Неужели за всеми его поступками скрывалось стремление продемонстрировать Бет, насколько далеко он готов зайти, чтобы показать, как сильно он ее любит?
Ему было совершенно необходимо отвлечься, и он стал вспоминать, как в первый раз увидел ее два месяца назад... Неужели это произошло так недавно? Ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность... Да, это случилось в вестибюле фирмы по торговле недвижимостью. Как она повернулась к нему, как его сердце сразу же сбилось с ритма. Никогда еще за всю свою жизнь он не испытывал такого мгновенного и сильного влечения. Она живо возникла перед его мысленным взором — ее пышные темно-рыжие волосы, в которых так ярко сверкали отблески солнца, ее загорелая кожа, дышащая здоровьем, ее спортивная фигура, заставлявшая ее порой стесняться очертаний собственной груди и бедер. Он был очарован ее изящным подбородком, ее высокими скулами, ее лбом, достойным внимания скульптора. Он вспомнил, как шагнул к ней, и внезапно воображение перенесло его в тот вечер, когда они впервые занимались любовью, когда ее серовато-голубые глаза и чувственные губы оказались так близко, что представали в его глазах пятнами с размытыми очертаниями. Он поцеловал ее шею, провел языком по коже, почувствовав вкус соли, солнца и еще чего-то, служившего фоном для всего остального. Он обонял ее духи с оттенком мускуса. А когда он вошел в нее, ему показалось, будто на протяжении всей своей жизни, он был лишь половиной человека, а теперь сделался целым, и не только физически, но и эмоционально, духовно, что он обрел неведомое доселе благополучие, получил наконец благословение в виде ясной цели — строить жизнь вместе с нею, делить радость и горе пополам и быть двуединым духом и плотью.
2
И вдруг он резко вернулся к действительности, потому что среди барабанной дроби дождя и отдаленного гула автострады услышал звуки со стороны обрыва, к которому он лежал спиной. Хотя надетый на голову полиэтиленовый пакет приглушал звуки, настороженность обострила чувства Декера. То, что он услышал, было звуками тяжелого дыхания, шагов, то и дело скользящих по мокрым камням ног, хруста ломаемых веток.
«Милостивый бог», — подумал Декер. Он-то дожидался звука автомобиля, съезжающего с автомагистрали и вкатывающегося на эту часть смотровой площадки. А оказалось, что МакКиттрик все время находился здесь, скрывался за барьером, ограждавшим обрыв. Он, конечно, видел, как Эсперанса тащил меня за этот чертов павильон, рассуждал Декер. И, конечно же, видел, как Эсперанса бросил меня в лужу, оставил портфель и уехал. Если бы Эсперанса сказал мне хотя бы одно слово, если бы он сделал хоть какую-нибудь попытку устроить меня поудобнее, то МакКиттрик сразу же понял бы, что это ловушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148