Они, два противника, так похожи и одновременно так отличаются друг от друга!
Кэддерли отвлекся на мысль о том, сколько людей Фаэруна могут обладать одинаковой ментальной силой, одинаковым потоком мыслей. Очень мало, решил он и принялся вычислять вероятность подобной встречи…
Пылающий шар, мысленное олицетворение абсолютной боли, прыгнул к нему, и Кэддерли отбросил посторонние рассуждения, восстанавливая концентрацию. Борьба продолжалась долго, но ни один из магов не добился преимущества, ни один не пожелал уступить другому хотя бы дюйм.
Бесполезно, – долетела до Кэддерли мысль Абаллистера.
Этоместо покинет только один, – ответил юноша.
Он поднажал, но так и не продвинулся вперед. И тут Кэддерли услышал мелодию Песни Денира, текущую рядом с ним, несущую мир – сперва в пространство вокруг, а потом и в него самого. Ноты истинной гармонии вознесли сосредоточенность Кэддерли на такой пик, до которого пораженный колдун уже не мог дотянуться. Разум Абаллистера, возможно, и был равен разуму Кэддерли, но колдуну недоставало гармонии духа, ему недоставало божественного присутствия. Абаллистер не знал ответов на величайшие вопросы человеческого существования, и в этом таились его слабость, его сомнения в себе.
Сияющий шар пополз к колдуну, медленно, но неотвратимо. Кэддерли чувствовал нарастающую панику Абаллистера, которая расшатывала концентрацию колдуна еще больше.
Разветы не знаешь, кто я? – телепатически спросил злой маг.
Отчаяние его мыслей заставило Кэддерли поверить, что слова эти – очередное бессмысленное бахвальство, страстный протест того, кто надеется победить его в ментальной битве. Юный жрец не отвлекся, а усилил натиск, пока Абаллистер не выложил свой козырь.
– Я твой отец! – выкрикнул колдун.
Слова эти ударили Кэддерли сильнее любой молнии. Пылающий шар исчез, безграничное ошеломление разорвало ментальный контакт. Молодому жрецу все стало ясно. Ужасное, неоспоримое ощущение; а после того как юноша видел мыслительные процессы колдуна, так похожие на его собственные, почти идентичные им, он просто не находил в себе силы сомневаться в этом утверждении.
«Я твой отец!» Слова эти гремели в сознании Кэддерли; проклятый крик, несущий острую боль одиночества, раскаяния в том, что было сделано, и сожаления о том, что не было.
– Разве ты не помнишь? – спросил колдун, и голос его показался ошарашенному юноше необычайно сладким.
Кэддерли вздрогнул и открыл глаза, чтобы увидеть мирно стоящего старого человека.
Абаллистер согнул руку, словно укачивая младенца.
– Я помню, как прижимал тебя к своей груди, – проворковал он. – Я пел тебе колыбельные. Как дорожил я тобой с тех пор, как твоя мать умерла, рожая тебя!
Кэддерли почувствовал, как подкашиваются его ноги.
– Ты это помнишь? – ласково спросил Абаллистер. – Ну конечно помнишь. Есть вещи, глубоко вросшие в наши мысли и сердца. Ты не мог забыть те мгновения, которые мы провели вместе, я и ты, отец и сын.
Слова Абаллистера родили тысячу образов в сознании Кэддерли, образов его первых дней, напоминая, как спокойно и безопасно было ему на руках отца. Каким замечательным ему тогда каралось все вокруг! Какая любовь и гармония наполняли его тогда!
– Я помню тот день, когда вынужден был отдать тебя, – мурлыкал Абаллистер. Голос его сорвался, по морщинистой щеке покатилась одинокая слеза. – Как ясно я его помню. Время не притупило той острой боли.
– Но почему? – хрипло выдавил Кэддерли.
Абаллистер покачал головой.
– Я боялся, – ответил он. – Боялся, что один не смогу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь.
Сейчас Кэддерли испытывал к этому человеку лишь жалость, он простил Абаллистера даже прежде, чем колдун попросил прощения.
– Все были против меня, – продолжил Абаллистер, и голос его задрожал, приблизившись к самому краю, но для Кэддерли нарастающий гнев колдуна служил лишь подтверждением слов старика. – Жрецы и правители Кэррадуна. «Так будет лучше для мальчика», – говорили они, и теперь я понимаю почему.
Кэддерли пожал плечами, не уловив логики.
– Я становился главным в Кэррадуне, – пояснил Абаллистер. – Это было неизбежно. И ты, мой наследник, сердце мое и душа, последовал бы за мной. Мои политические соперники не вынесли бы подобного, они не могли позволить семье Бонадьюс достигнуть подобного превосходства. Зависть и ревность правили ими – ими всеми!
Все это имело смысл для ошеломленного юноши. Он обнаружил, что ненавидит Библиотеку Назиданий, ненавидит декана Тобикуса, старого лжеца, ненавидит даже наставника Эйвери Скелла, человека, столько лет бьющего его приемным отцом. И Пертилопу тоже! Обманщица! Ханжа!
– И вот я восстал против них! – провозгласил Абаллистер. – И я разыскал тебя. Мы снова вместе, сын мой.
Кэддерли закрыл глаза и опустил голову, впитывая в себя эти драгоценные слова, слова, которые он жаждал услышать с самого раннего детства. Абаллистер продолжал говорить, но разум Кэддерли остановился лишь на этих пяти прекрасных словах: «Мы снова вместе, сын мой».
Но его мать не умерла, рожая его.
Кэддерли не помнил ее по-настоящему, всего лишь образ, вспышка, улыбающееся лицо… Но эти картинки наверняка не относились к моменту рождения Кэддерли.
«И я разыскал тебя».
«Но как же Ночные Маски?» – завопила рассудительность Кэддерли. Абаллистер действительно искал его и послал наемников, чтобы убить его и убить Данику.
Только теперь Кэддерли заподозрил, что злой маг околдовал его, что он подсластил свои слова изрядной долей магической энергии. Сердце молодого жреца боролось с доводами разума, с логическими протестами, поскольку он не желал смиряться с тем, что его обманули, он отчаянно хотел верить, что его отец искренен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89