Она подумала, не заведет ли снова маркиз лесничих. А может, если Клэрис Клермонт отказалась принять дом и имение в подарок, он подыщет себе другую любовницу, и та станет устраивать вечера в этом старом доме?..
Идону одолевали разные мысли, и еда казалась совершенно безвкусной.
Особенно ее мучила мысль, что женщина вроде Клэрис, разодетая в пух и прах, накрашенная, как кукла, будет ходить по комнатам, где ее предки жили и умирали, оставляя след в истории Англии.
Как бы неприязненно она ни относилась к маркизу, но была вынуждена признать, что он свободно, раскованно сидит во главе стола, словно всегда занимал это место.
Идона же чувствовала себя крайне неуверенно. Весь ее мир перевернулся вверх дном; она ловила себя на том, что испытывает чувство страха перед неизвестным. Раньше с ней такого не было.
И не призраки пугали ее, а живые люди, которых ей предстояло встретить и с которыми, она не сомневалась, у нее нет ничего общего.
«Боже, позволь мне остаться здесь, где мне все знакомо!» — молилась Идона.
Вдруг она поймала на себе взгляд маркиза. Неужели он снова прочел ее мысли?
К её удивлению, он со знанием дела заговорил о своей коллекции картин и о других семьях, собиравших портреты предков, как и Овертоны.
— Очень жаль, что у вашего отца не было сына! В этом случае дом перешел бы к нему, а не ко мне.
— Да, мама тоже всегда сожалела, что Бог не послал им сына, — кивнула Идона. — Когда я была маленькая, то молилась, чтобы у меня родился братик, а если нет, чтобы Бог превратил меня в мальчика.
Маркиз рассмеялся:
— Этого молитвой не добьешься. А вы считаете, что молитвой можно получить то, чего хочешь?
— Во всяком случае, иногда сбывается то, о чем молишься, — сказала она тихо, вспомнив, что он пообещал помочь людям, о которых она так беспокоилась.
— Мне интересно, — заметил он, — а через год вы будете думать о себе или все еще о тех, кто камнем висит у вас на шее?
— Надеюсь, через один год или через двадцать лет я все равно буду чувствовать одинаковую ответственность за людей, которые от меня зависят, — быстро ответила Идона.
Увидев удивление в глазах маркиза, она стала ждать его колких возражений. Конечно, он сейчас рассмеется. Вдруг с облегчением она услышала голос Клэрис:
— Ну знаете ли, мне надоели разговоры о картинах, которых у меня нет, о домах, которых я не хочу.
Давайте лучше обо мне. Ты собираешься поддержать мою следующую пьесу? Я на тебя рассчитываю.
— Подумаю. Но сперва я хотел бы ее прочитать.
— Пьеса настоящая, — уверила его Клэрис, — и у меня прекрасная роль, а поскольку я замечательно выгляжу в бриджах, я произведу фурор.
Идона посмотрела на нее через стол, словно не веря собственным ушам.
Как может женщина, даже на сцене, появиться не в юбке, а в бриджах?
Клэрис словно прочитала ее мысли и сказала маркизу:
— О Боже, ухожу, ухожу! Я шокирую твою деревенскую мышку. Давай прямо утром вернемся в Лондон и немного развлечемся перед моим завтрашним выступлением?
— Ты права, Клэрис, ты здесь не ко двору. Он произнес это не как комплимент, и она сказала:
— Да уж правда. Но нечего злиться, я не из тех, кто любит кувыркаться в первоцвете с соломой в волосах. — Потом посмотрела на Идону и добавила: — Я все это оставляю скромницам, которые смотрят на меня свысока, но которые никоим образом не способны заработать то, что могу я.
Идона встала:
— Я думаю, мисс Клермонт, мы должны оставить его светлость наедине с портвейном.
— Пожалуйста, уходите, а я посижу. Я не оставлю его, пока вы тут рядом. И вообще никогда, на всякий случай. — Она подвинула стул поближе к маркизу и просунула руку ему под локоть. — Если бы у нас хватило ума, мы бы остались в той приятной маленькой гостинице. Там такая миленькая спальня с кроватью на четырех столбиках и матрас из гусиных перьев. Мы бы гораздо лучше провели время, чем тут со всеми этими привидениями, которые будут на нас пялиться.
Идона не слушала. Она прошла через гостиную, и медленно, с достоинством вышла.
Но едва дверь закрылась, она бросилась бежать.
Она летела по коридору мимо гостиной, мимо библиотеки отца, не переводя дух, до самой гостиной матери.
Идона вбежала в нее, захлопнула дверь. Сквозь закрытые шторы последние лучи заходящего солнца заливали комнату золотом.
Девушка бросилась на диван, зарылась лицом в шелковую подушку и зарыдала.
Слезы, которые она с трудом сдерживала с того самого момента, когда от мистера Лоусона услышала о проигрыше отца, полились потоком.
Идона плакала навзрыд, как ребенок, ее душило отчаяние.
Потом, немного успокоившись, она услышала, как открылась дверь, и подумала, что, наверное, это старый Эдам или няня.
Она слушала шаги: кто-то остановился возле дивана, Идона поняла — это не слуга, а маркиз.
Девушка подняла голову с подушки, но так, чтобы он не видел ее лица.
Она едва узнала голос маркиза, когда он сказал:
— Не ожидал найти вас в слезах. До сих пор вы так мужественно вели себя.
— Я… не мужественная, я… боюсь, — прошептала она.
— Меня?
— Да. Вас и всего… Мне страшно — я не смогу жить в Лондоне; все… станут смеяться надо мной.
— Уверяю вас, никто не посмеет.
Маркиз так близко сел рядом, что она вздрогнула.
Идона почувствовала, как он сунул ей в руку платок, и только тогда посмотрела на маркиза.
Тончайший батист источал аромат духов, и девушка сразу вспомнила об отце. Слезы с новой силой хлынули из глаз.
Невероятным усилием воли она заставила себя перестать плакать и сказала:
— Извините меня.
— Не за что извиняться, — ответил маркиз. — У вас был очень утомительный день. Идите отдыхать и положитесь во всем на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33