— А эти почтенные горожане уже подумали, — ответил он. И обнял Олдвина за плечи. — Мы с вами шепчемся, погрузившись в бассейн, а кроме того, у нас одна простыня на двоих. Не забыли?
Олдвин застонал сквозь зубы.
— Мы взяли одну просто потому, что это экономит деньги!
— Стоны — это тоже способствует тому, чтобы о нас составили подходящее мнение. — Конан от души потешался над смущением Олдвина.
Однако эта «милая сценка» выполнила свою роль. Окружающие действительно вообразили, будто Конан и Олдвин ссорятся из-за того, что один из них слишком пристально смотрел на постороннего человека. Так что любопытство их осталось «безнаказанным». Похоже, и сам дервиш мало был обеспокоен этим обстоятельством. Он кивнул Конану как знакомцу и вышел из бань.
— Побудем здесь еще немного, — предложил Конан. — Чтобы не сложилось впечатления, будто мы здесь только ради Заграта.
— Лично я не хотел бы видеть, как Заграт рассматривает свои вещи и обнаруживает, что с браслета снята грязь, — признался Олдвин. — Смешно об этом говорить, но я боюсь разоблачения. Как-то все это… неловко.
— Ну, во всяком случае, Заграт вас не станет наказывать, как это сделали бы родители, — засмеялся Конан. — А что до браслета… Я думаю, наш приятель — смотритель одежды — уже позаботился о том, чтобы грязь вернулась на место. Он мастер подобных фокусов.
— Вы с ним знакомы?
— Нет, но я знаком с множеством ему подобных.
Они выбрались из парилки спустя полчаса после ухода Заграта. Конана клонило в сон, но у него была припасена еще одна шутка для бритунца, и варвар заранее посмеивался в предвкушении.
— Полагаю, — бритунец широко зевал, так, что челюсти сводило, — полагаю, эти узоры — эта татуировка — а-а-а… — а-ах!.. — ну так эта татуировка все-таки имеет то же графическое оформление, что и знаки их письменности… и, следовательно… ах-а-ах!.. — мда, следовательно, Заграт имеет самую прямую связь с…
— Вот и хорошо, — перебил Конан.
Олдвин вздохнул, благодарный своему спутнику за то, что он оказался понятливым и избавил бритунца, у которого язык заплетался, от необходимости завершать фразу.
Они снова оказались в первом зале, где смотритель одежд бросил в их сторону торопливый взгляд и сразу же отвернулся. Бритунцу это показалось подозрительным.
— Уж не позволил ли он кому-то осматривать и нашу одежду? — спросил Олдвин.
— Если и так, то там в любом случае ничего не пропало, — утешил его Конан.
Он быстро натянул куртку и штаны и стал с любопытством наблюдать за приятелем. Олдвин долго облачался в белую рубаху из шелка, затем — в шелковые же шаровары, явно купленные если не в Шадизаре, то поблизости от него, в длинный плащ из козьей шерсти, обтягивает все это поясом… Наконец Олдвин подобрал свои восковые дощечки с записями.
Глаза киммерийца блеснули. На мгновение он встретился взглядом со смотрителем.
Одежда Конана и его друга была сложена возле самого входа в парильное отделение, поэтому сюда проникал горячий воздух. И теперь от жара воск расплавился, и все записанное на нем поплыло и смазалось. Олдвин обнаружил это, когда раскрыл дощечки.
Бритунец испустил крик ужаса. А Конан с невозмутимым видом взирал на него.
— Мои бесценные наблюдения! — восклицал Олдвин. — Все погибло! Все описания! В том числе и твое, Конан. Твое описание тоже исчезло. Неужели
это тебя совершенно не волнует?
— Ну, — сказал киммериец, — может быть, самую малость.
Глава вторая
Преследование в пустыне
Вот уже два дня Конан и Олдвин ехали по пустыне. Несмотря на то, что Олдвин выглядел человеком изнеженным и вел себя как избалованная девица из богатого дома, склонен был к капризам или совершенно неуместным требованиям, вроде охлажденного и непременно взбито го куриного яйца на завтрак (посреди пустыни), — и общем и целом Олдвин оказался гораздо менее докучливым спутником, нежели можно было представить.
И главным его достоинством Конан счел то обстоятельство, что Олдвин никогда не требовал по-настоящему невозможного. Бритунец жаловался на отсутствие излишеств, но ни словом не обмолвился насчет того, что неудобное седло натерло ему внутреннюю сторону бедра, что жажда измучила его (а между тем Конан настаивал на том, чтобы беречь воду, и выдавал питье лишь маленькими порциями), что лошадь, которую они поспешно купили в Шадизаре, оказалась со скверным нравом.
Он взял с собой только свои записи и деньги. Лишнюю одежду и кучу странных предметов, вроде «дорожного» кувшина и шкатулки с «необходимыми в пути» принадлежностями, вроде щеточки для приглаживания волос на ногах, Олдвин по требованию Конана продал прямо в Шадизаре.
Олдвин пытался спасти хотя бы шкатулку, но киммериец был непреклонен.
— Мы не потащим все это барахло через пустыню, а оставлять его в гостинице на сохранение у хозяина — дело бессмысленное. Этот пройдоха все равно продаст ваши вещички и при встрече сделает вид, будто никогда прежде с вами не встречался. И кто только надоумил вас тащить с собой подобные предметы?
— Я приобрел их в Бритунии в лавке «Все для путешественников», — сказал Олдвин с покаянным видом.
Он уже начал понимать, что Конан в своих требованиях совершенно прав, и потому подчинился без жалоб.
Заграт, по мнению приятелей, вел себя все более и более подозрительно.
— Мне никогда прежде не приходило в голову последить за ним, — признался Конан своему спутнику. — Я считал его забавным и придурковатым, как все эти нищие. Немного жуликом, не без того, но и не более того. У меня всегда находились более интересные занятия, чем разглядывать Заграта. Потребовался богатый бездельник с его неуемным любопытством, чтобы я обратил внимание на то, что находилось у меня под носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36