Вскоре после возвращения Дика из отпуска ты наконец переехал в Клуб охотников за соколами, в один из просторных номеров на верхнем этаже с холлом-прихожей, и каждый день начали поступать сообщения по телефону, приглашения, записки. Теперь ты понимаешь, что стал интересным объектом в том кругу слухов, догадок и скандалов, которые составляют высший свет в этом шумном и неуклюжем городском монстре, засевшем на берегу озера. Без сомнения, общее мнение представляло тебя как активного, удачливого молодого служащего, которому ничего не стоило одной рукой заграбастать очаровательную Эрму со всем ее громадным состоянием, а другой - захватить свежую, юную и невинную красотку Люси. Удачливый черт! Человек, который далеко пойдет.
Ты проводил с Люси много времени. В твой день рождения, о котором Эрма благополучно забыла, состоялась заранее намеченная поездка на каньон. Накануне Люси весь вечер пекла пирог, он вывалился у тебя из корзины, когда вы спускались в каньон, и рассыпался на самом дне. По вечерам вы с ней часто катались на машине, ходили на танцы или в театр.
А то письмо ты так и не написал...
С ее возвращения прошло не так много времени, это было ближе к концу октября, когда вы обедали с ней в ресторане Уинклера, и она вдруг сказала:
- Кажется, я скоро поеду в Нью-Йорк. Мережинский открыл там студию, и мистер Муррей говорит, что может устроить меня к нему. Не знаю только, стоит ли мне это делать; я написала об этом отцу.
Ты сразу почувствовал, что она хочет туда уехать и Уедет. Пораженный и испуганный, ты и не подозревал, что под ее простотой и спокойствием скрывалась сила, которая ставила ее неизмеримо выше тебя. Может, ты ощущал это подсознательно и полагался на ее силу?
Может, ты переоценил значение своей персоны для нее?
Неужели все мужчины так же беспомощны с женщинами? Но ведь Люси не была женщиной, она была еще юной девушкой, которая брала уроки игры на фортепьяно и чьи представления о развлечении заключались в желании научить тебя доить корову.
- И скоро ты уедешь?
- Не знаю, может, недели через две, как только мистер Муррей договорится насчет меня. Если я вообще поеду, это лучше делать сразу.
- Через две недели, - повторил ты упавшим голосом.
Наступила долгая пауза. Ее рука лежала на столе, и ты положил сверху свою; она отложила вилку и похлопала другой рукой по твоей, сжала ее, улыбаясь. Затем снова взяла вилку и продолжала есть.
- Ты весьма небрежно сообщила мне об этом.
Говорил почти с отчаянием, чувствуя, что тебя поставили в безвыходное положение:
- А я хотел просить тебя выйти за меня замуж. Ты не могла об этом не знать. Если ты уедешь в Нью-Йорк, значит, всему конец. - Ты нерешительно помолчал и с безнадежным отчаянием быстро проговорил: - Пообещай перед отъездом стать моей женой.
Вот оно, наконец-то! Дело сделано!
Но Люси... засмеялась! И сказала:
- Все-таки ты попросил меня об этом.
- Я хотел сделать тебе предложение с первого дня, как увидел тебя. Уверен, что ты это понимала. Ты знала и не станешь это отрицать. С тех пор как мы с тобой познакомились, меня больше никто не интересовал.
Этим летом я не съездил домой, хотя и обещал. Но я не знал, что тебе сказать. Даже сейчас я не знаю, что ты чувствуешь ко мне...
Она перестала улыбаться, и ее голос стал необыкновенно серьезным:
- Я тоже не знаю. Я никогда не знала точно, что мы чувствуем друг к другу. Ты мне очень нравишься, так по нравишься, как никогда и никто мне не нравился... Но в тебе есть кое-что, что мне не нравится, только я не понимаю, что это. Меня тревожит неизвестность.
Она тепло и дружески улыбнулась тебе.
Некоторое время мне казалось, - продолжала она, - что ты не мог решить, достаточно ли любишь меня, чтобы жениться, но ведь я тоже не могла составить определенное мнение на этот счет, значит, дело не в этом.
- Я уже решил, - заявил я. - И давно решил.
- Да. Но я не решила. Я не уверена в нас. Хотя, если бы ты сделал мне предложение летом, я почти уверена, что согласилась бы выйти за тебя замуж.
Да, она бы это сделала, ты это знал. Это ни в коем случае не напоминало одну из тех сцен сладкой капитуляции, которые ты так часто воображал в своих мечтах; это вообще ни на что не было похоже, разве только на лошадь, перед мордой которой подвешен на палке клок сена, чтобы она никогда не могла достать его губами. Сейчас ты более или менее понимаешь себя и свое состояние, как ты сидел в тот вечер, видя, что она колеблется, и не предпринял ни малейшего усилия, чтобы ее убедить. В тот момент ты чувствовал себя одиноким и побежденным; вероятно, такое же впечатление произвел ты и на Люси, на твоем лице неосознанно отражался преувеличенный страх. Это уже гораздо более тонкий трюк, чем любая сознательно совершенная подлость! В вечер ее отъезда, который настал через две недели, ты вел себя безрассудно, твоя вечная осторожная трусливость была почти сметена свободным и искренним порывом чувств. Эти последние две недели ты проводил с ней почти каждый день, но ни на чем не настаивал.
Сейчас ты мало что в этом понимаешь, а тогда вообще ничего не понимал. Ты постоянно говорил об одиночестве, которое ожидает тебя с ее отъездом. Ты заявлял, с осторожным легкомыслием, что, если она не останется в Кливленде, ты последуешь за ней в Нью-Йорк и устроишься в студии Мережинского настройщиком пианино. Она спокойно заканчивала свои приготовления к отъезду, позволяя тебе быть с ней столько, сколько ты пожелаешь, и по мере приближения рокового дня ты обнаружил, что тебе все труднее встретить ее прямой и насмешливый взгляд.
В среду вечером она должна была уезжать. Накануне вы вместе обедали у Уинклера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86