Строгачом больше, строгачом меньше… Да и Свешников нас не даст в обиду! Я тут прикинул, что у тебя еще можно снять, слушай и мотай на ус: ну, вспомогательный движок с генератором и щитком — сразу килограммов сто двадцать, газовую плиту и баллон с газом — еще чуть не центнер, кресло второго пилота ко всем чертям — Антарктиде на память, электрическую печку! Инструментов килограммов тридцать! Сдавайся, Ваня!— Был бы я один…— Крутилин мучительно колебался. — Нет, не возьму греха на душу.Сразу сгорбившись, он пошел к дверям. Белов неожиданно мне подмигнул, я никак не мог понять, куда он клонит.— Погоди, торопыга, — остановил он Крутилина. — Я полечу на твоем драндулете. У меня народ битый, вытянем.Крутилин замер, медленно обернулся, лицо его пылало.— Смотри ты, дым из глаз идет! — развеселился Белов.— Сукин ты сын, Колька…— Крутилин возвратился, сел на стул. — Ниже пояса бьешь, стервец… Ладно, Серега, зови нотариуса.— Вот это по-нашему! — Белов радостно захохотал. — Давно бы так, чего Ваньку валять!Я обнял Крутилина.— Век не забуду, Ваня.— Ты еще этот век проживи. — Крутилин высвободился, мрачно усмехнулся. — Если, конечно, со мной, а не с Колькой полетишь, гражданин кандидат каких-то наук.Я развел руками.— Закон зимовки, Ваня, имею право выбора. — Я проводил летчиков до двери и прошелся по комнате, приводя в порядок свои мысли. — Такие дела, кандидат каких-то наук…Вбежал Костя.— Николаич, «Обь»… торопят, синоптики с ума сходят!— Скажи, минут через десять, Крутилин самолет раскулачивает.Забыв прикрыть дверь, Костя поспешил в радиорубку, а я стал осматриваться, чтобы не оставить в суматохе важных бумаг.— Песню спеть на дорожку? — донесся голос Филатова.— Весельчак! — раздраженно бросил кто-то.— Обидно, без вещей…— Это Пухов. — Сколько раз на дрейфующих барахло тонуло, а сейчас сам бросаю.— Решено, кто с Крутилиным? — Это, кажется, Дугин,— Нам с Веней там спальные места оборудуют, — Сашин баритон, — Костя просился… Может, и ты с нами, Женька?— Чего он там тянет? — Это Димдимыч по моему адресу.— Не может начальство без эффекта, — с иронией, Груздев. — О чем задумались, Иван Тарасович?— Хорошо у нас под Полтавой… Уже вишни цветут…— Вишни… Кто про что…— Не нравится — не слухай.— Ну, долго он еще там будет?— Спокойнее, друзья, время у нас есть.— Андрей Иваныч, а нельзя гитару под полой — контрабандой?Я взял портфель с бумагами, еще разок осмотрелся и вышел в кают-компанию. Все притихли. Я сел на свое место за столом.— Прошу слушать меня внимательно, друзья. Положение с самолетами всем понятно и объяснений не требует. Думаю, что четыре добровольца, готовые лететь на самолете Крутилина, назовут себя сами…— Мы с Веней… — начал Бармин.— Подожди, Саша, я не закончил. Одним из четверых буду я, остаются трое…— Мы с Веней…— Да подожди, черт побери!.. Крутилин всячески облегчает самолет, каждый килограмм на учете, поэтому полетят с Крутилиным не те, кто первым открыл рот, а те, кто легче.— Хороша демократия! — Груздев пожал плечами. — Вы же первый нарушили этот принцип.— Прошу без лишних слов, Груздев, Моя кандидатура не обсуждается, должно же начальство, — я усмехнулся, — иметь какие-то привилегии.— Как угодно, — сухо заметил Груздев.— Да, мне так угодно. На очереди…— Гаранин, — безапелляционно заявил Андрей. — По весу я, кажется, вне всякой конкуренции.— Остаются две вакансии, — констатировал я. — Георгий Борисович, я искренне сожалею, но на вид вы один из самых легких.— Я тоже от этого не в восторге, — согласился Груздев. — Что говорит Крутилин, сколько шансов долететь благополучно?— Он предпочитает об этом не говорить. Вас это смущает?— Это не имеет значения. Считайте, что нас трое.— Спасибо.— Не пойму, за что, но пожалуйста.Я обвел глазами товарищей. Бармин и Филатов подались вперед, Томилин бросал на меня жгучие взгляды, вытирал пот со лба Дугин…— Женя, сколько ты весишь?— Чего?— Сколько весишь, спрашиваю?— За восемьдесят… восемьдесят два…— Погоди. А ты, Димдимыч?— Мой вес не имеет значения. — У Скорикова задрожали губы.— Это ответ?— Да.— Значит, так? — Я был ошарашен и огорчен.— Так.— Что ж, ваше право, Скориков. — Я отвернулся от него. Радист Скориков больше для меня не существовал. — Вы, Пухов?— Конечно.— Что конечно?— Лечу.— С кем, черт возьми?!— С вами, Сергей Николаич, — с некоторой торжественностью возвестил Пухов и встал по стойке «смирно», что было немного смешно.Я с запоздалым сожалением подумал, что бывал несправедлив к этому пусть довольно трудному, но честному человеку. И не только к нему. И признать это нужно немедленно.— Евгений Палыч, Георгий Борисович, — сказал я, — кто старое помянет, тому глаз вон?— Это приказ начальника? — Груздев и здесь остался верен себе.Я молча пожал им руки.— Все, друзья. Семенов, Гаранин, Груздев и Пухов летят с Крутилиным. Остальные — с Беловым. Ну, в добрый путь!— Николаич! — выкрикнул Саша. — Я как доктор требую, чтобы меня отправили вместе с Гараниным!— Ничего, Саша. — Андрей улыбнулся, положил руку ему на плечо. — Расстанемся на пару часов.— Может, кто передумает, так я как штык! — волнуясь, сказал Томилин. — У меня и дочка всего одна… и вообще не в первый раз… Вот вместо Георгия Борисыча могу… Уважьте, Борисыч!— Спасибо, Костя, — Груздев гордо вскинул голову, — но это не в моих правилах. Я своего места не уступлю.— Евгений Палыч! — Филатов рванулся к Пухову. — У нас и вес почти что одинаковый… и мать у вас старушка…Пухов покачал головой.— Тебе, Веля, спешить туда, — он показал глазами на потолок, — рановато. У тебя еще впереди столько, на всех нас хватит.— Может, вы, Андрей Иваныч?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43