Это лучше, чем альтернатива.
– Альтернатива! Ты ускользнул и бросил их, чтобы они были превращены в… То, что мы слышали о них, делает их абсолютной бессмыслицей.
– Да, вид, который рождается животным и становится растением, – бессмыслица, и я не имею ни малейшего представления, чем может быть полезна лишняя пара рук, не говоря уж о грудях, но и мы устроены не вполне разумно. Мы только потому не бессмыслица, что мы норма для нас самих, и по этой мерке мы меряем всех других. Я видел жертв Ветров Перемен, какие походили на персонажей, сбежавших из плохого японского фильма ужасов. Я ожидал гораздо худшего. Я увел с собой столько членов моего собственного штата, сколько было возможно, потому что я не хотел, чтобы они утратили силу, но некоторые добровольно вызвались остаться – и потому, что это был их дом, и потому, что кто-то должен был удерживать тот щит, когда я ушел. Удерживать настолько долго, чтобы старый Рутанибир со своим стадом верили, что надули меня. Остальным я не мог помочь. И, по правде говоря, большинству намного лучше быть новой расой, чем рабами новых хозяев.
– Ты сказал, что это лучше, чем альтернатива. Ты имел в виду рабство?
– О нет. Клиттихорн умеет использовать эффект вихря Ветров Перемен, которые его принцесса вызывает, чтобы поупражняться, то там, то здесь. Находясь под любым из внешних слоев, неподвижная точка – «глаз» бури – действует, как пылесос. Принцесса может поместить эту точку туда, куда он захочет, а он сгребает все, что ему нужно, и спускает это вниз, сюда. Подобный эффект трудно объяснить, но ты-то испытала его. Так он затянул сюда вас с Сэм. Вспомни падение через вихрь в Акахлар. Это единственный феномен Ветра, который захватывает и сбрасывает массу хлама в Акахлар и колонии или на нижние внешние слои в течение тысячелетий. Возможно, даже первые акхарцы появились именно так, и не существует ничего, что в действительности было бы связано с Акахларом изначально. Помнишь, я однажды говорил тебе, что это свалка творения. Но Клиттихорн захватывает не только людей, но и тяжелое оружие, боеприпасы и даже несколько термоядерных устройств.
Вот теперь Чарли была действительно потрясена.
– Атомные бомбы?
– Ну, примитивные. Водородные в основном. Он быстро сообразил, как заменить недостаточно надежные механизмы своими собственными. Видишь ли, среди вещей, что затянуло сюда вместе с ним, был его портативный компьютер, многие из его записей и фантастических математических программ. Это и сделало его хозяином положения так быстро. Как только он освоил основную математику здешней магии, он получил возможность создавать и решать громадные уравнения на своей машине. Это далеко превосходило способности даже самых великих математических умов здесь. Немного опыта – и он научился делать почти все, что угодно, и смог сравняться с самыми могущественными колдунами. Они не смели вставать ему поперек дороги. И конечно, он гений. Один из редких подлинных гениев. Еще один Эйнштейн, да Винчи или Ферми.
– Он умнее, чем ты? – спросила Чарли, чтобы посмотреть, как он прореагирует.
– О Господи, несомненно! Хотя я один из немногих, кто способен не только понять, но и использовать, возможно, даже усовершенствовать то, что делает он. Мне и не снилось, что можно войти в вихрь, но стоило мне увидеть, что это может Клиттихорн, и я разгадал способ. В известном смысле все, что случилось, это моя вина, хотя бывали дни, когда я сомневался в этом. И все-таки именно из-за некоторых недостатков моего характера возник этот кризис. Видишь ли, я очень хороший волшебник, моя дорогая. Я просто не очень хороший человек.
И вот, пока мили за милями сменяли друг друга там, внизу, под ними, Чарли с грустью узнала наконец, какие пустяки сломали судьбу Сэм и ее, Чарли, и грозили взорвать весь Акахлар.
Ланг был тогда профессором Принстонского университета. Гениальный юноша, он получил степень доктора философии и свою карточку избирателя почти одновременно и уже достиг многого к тому времени, когда впервые встретился с человеком, которому суждено было стать его врагом.
Интересы Ланга лежали в области теоретической физики. Люди, которые занимались этим, тихо работали в кабинетах, погружаясь в свои мысли, воображая невообразимое и создавая математические и компьютерные модели, чтобы подтвердить принципы, которые никогда не получали никакого практического применения, и только математика всегда показывала, были ли они правильны, или жизнь ученого потрачена впустую.
Особенно его привлекала сравнительно новая область, называемая теорией хаоса, которая стремилась объяснить действительно необъяснимое: порядок, зачастую весьма сложный, всегда был результатом совершенно случайных событий. Должен был быть закон, который объяснял бы это.
Доктор Ланг стал ведущим теоретиком относительно новой науки, и все, кто также интересовался этим, хотели учиться у него. Лучшим из них был молодой камбоджийский эмигрант Кью Ломпонг, принявший американизированное имя Рой. Это был молодой, сильный, блестящий ум, но окружающая жизнь совсем не интересовала его, и – самое ужасное, по мнению Булеана, – он был начисто лишен чувства юмора.
Ребенком он уже побывал в аду. У него на глазах революционные солдаты убили родителей, а затем отправили его на каторжную работу – на рисовые поля, где он вынужден был любой ценой скрывать свою одаренность, ибо новые правители уничтожали всех интеллектуалов.
В конце концов он сбежал; в лагере для беженцев оценили его гениальные задатки и отправили в Соединенные Штаты, где у него были какие-то дальние родственники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94