.. И
вообще - вечнозеленые тоже есть. Лавр, допустим. Хвоя. И так далее.
П у б л и й. Меч я, допустим, могу взять. Дальше что? Скрестим мы
их. Разойдемся. Выпад, контрвыпад, дистанция... Дальше что? Устанем.
Дальше что? Ты выиграешь - проиграю. Или наоборот. Какая разница? Кто
этот пое- инок увидит? Даже если я тебя убью - или наоборот. Хотя мы
договорились. До первой крови. Но - кто это увидит? Кто это добро
смотреть станет? Тем более в прямой трансляции. Даже претор не будет.
Претор это в записи посмотрит и, если смертоубийства нет, еще,
неровен час, запись сотрет. В конце рабочего дня. Не потому, что
пленки жалко или бобины тоже смазывать надо: потому что сюжета нет.
Т у л л и й. Нет. Они пишут все без разбору. Стирать им декретом
запрещено. Мало ли - можно почерк преступника установить. Даже если
преступление и не совершено. Все равно - почерк. Возможного
преступника. Чтоб раскрыть возможное преступление. Что есть формула
реальности... Так что сюжет есть, Публий. Сюжет всегда возникает
независимо от автора. Больше того - независимо от действующих лиц. От
актера. От публики. Потому что подлинная аудитория - не они. Не
партер и галерка. Они тоже действующие лица. Верней, бездействующие.
У нас один зритель - Время. Так что - пофехтуем.
П у б л и й (нехотя беря меч). Ну, от этого зрителя аплодисментов
хрен дождешься. Даже если выиграешь. Тем более если проиграешь.
Гарде.
Фехтуют.
Т у л л и й. Потому что выигрыш (выпад) - мелодрама и проигрыш
(снова выпад) - мелодрама. (Отступая под натиском Публия.) Побег -
мелодрама, самоубийство - тоже. Время, Публий, большой стилист...
(Наступает.)
П у б л и й. Что же (защищаясь) не мелодрама?
Т у л л и й. А вот (выпад) - фехтование. (Отступает назад.) Вот
это движение - взад-вперед по сцене. Наподобие маятника. Все, что
тона не повышает... Это и есть искусство... Все, что не жизни
подражает, а тик-так делает... Все, что монотонно... и петухом не
кричит... Чем монотонней, тем больше на правду похоже.
П у б л и й (бросая меч). Туше; но так можно махаться до
светопреставления.
Т у л л и й (продолжая еще некоторое время проделывать соответ-
ствующие движения мечом). И во время оного. И после. И
после-после-после-после... До первой крови. До второй.
До-последней-капли-крови... Вот - почему - люди - воюют... Уфф... Мы
ж договаривались: до первой...
П у б л и й. Ты мне колено задел.
Т у л л и й. Ох, прости. Не заметил. Надеюсь, несерьезно.
П у б л и й. Пустяки. Царапина. Как сказал лев гладиатору...
Т у л л и Й. Вата и йод в аптечке. Перевяжи... Пойду душ приму,
потный весь.
П у б л и й (задумчиво). Не-е, пусть сочится. По крайней мере,
доказывает, что - еще не статуя. Не из мрамора. Что - не классик.
Поскольку есть колено. Вполне - в своем роде - классическое. Не хуже,
чем у "Бдения Алкивиада". Хотя видел только копию. Или - "Дискобола".
Тоже копия. И там не колено главное... Все равно - классическое.
Таким коленом наместники местных царьков давят. На мокром полу
мраморной купальни. На своей загородной вилле. Вечер лилового
цвета... Светильники в нишах трепещут, масло плавится. Пальмы кронами
перешептываются, как ожившие иероглифы. И царек, сучара, на мокром
полу извивается, воздух ртом ловит. Не-е, хорошее колено. Римское.
Что бы там Туллий ни наговаривал на пленку... Пусть сочится... пусть.
И даже еще расковыряю. (Берет меч и, морщась, надрезает кожу; после
этого выдавливает пальцами из надреза кровь. За этим занятием -
надрезыванием и выдавливанием - и застает его выходящий из душа
Туллий. Некоторое время он наблюдает за Публием, потом делает шаг к
нему.)
Т у л л и Й. Ты что?! Совсем охренел!? Прекрати сию же минуту!
Варвар, мать твою! Дикарь! Где вата?
П у б л и й (поднимая глаза, в которых слезы). С легким паром,
Туллий.
Т у л л и й. Идиот недоделанный! (Кидается к аптечке, достает йод
и вату и бросается назад.) Вспомнил свои азиатские штучки. Сколько
волка ни корми... (Наклоняется к Публию), чтоб перевязать колено.)
Люди на Канопус высаживаются, а тут...
П у б л и й (отмахивается). Оставь меня в покое! Не трогай.
Т у л л и Й. Ну да. Сейчас мы впадем в транс. Начнем раска-
чиваться. Знак себе на лбу нарисуем. И споем что-нибудь лишенное
текста. Так, да? (Снова наклоняется к Публию).) Дай ногу, не дури!
П у б л и й. Отойди, говорю. (Делает угрожающий жест мечом.)
Оставь меня в покое. Не трогай. Пусть сочится...
Т у л л и й. Да прекрати ты этот...
П у б л и й. Пускай сочится. Она, может, единственное дока-
зательство, у меня оставшееся, что я действительно жив. А ты ее
остановить хочешь. На кого ты работаешь?
Т у л л и й. Ты... по-моему... сошел с ума.
П у б л и й. Телекамеры эти вокруг. Всех подозревать начинаешь.
Почем я знаю, что ты не робот. С камерой встроенной. Вживленной
органически. Может, даже помимо твоей воли. Еще при Тиберии
эксперименты начали. Я читал. На зайчиках. Тем более - вернулся.
Тогда и вживили... Пускай сочится. По крайней мере, хоть буду знать,
что сам - не робот. А то сомневаться начал... может, все - все - тебя
включая - на пленку записано. И мне показывают. Стереоскопически.
Включая запахи. Как сад и лебеди. Или берег моря. Потому и декорация
одна и та же: бюджет ограниченный. Или - классицизм. Три единства
блюдут. И почему бы и нет? Если между классицизмом и натурализмом
выбирать, я бы и сам классицизм выбрал. И почему отказывать
компьютеру в снобизме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23