На заседании кабинета было решено принять modus vivendi. Но прежде, чем сделать это официально, следовало, как все понимали, информировать Чан Кайши об условиях мирного соглашения и тех замечательных выгодах, которые разбитый и ослабленный Китай может из него извлечь. Деликатная миссия разъяснения modus vivendi была поручена Оуэну Латтимору как личному представителю президента в Чунцине.
Казалось, не было причин, по которым Чан мог бы не согласиться на заключение временного перемирия, которое пусть на время, но освободило бы Китай от тяжкого бремени войны и, возможно, привело бы в конечном итоге к умеренно-справедливому миру. Мир никогда не узнает доподлинно, как происходило разъяснение сути соглашения генералиссимусу. Однако то, что Чан так и не понял положений modus vivendi, – факт общеизвестный. Халл жаловался Гиттерли, что Чан «не представляет себе реально, каковы факты».
Более того, 25 ноября Лачлин Курье получил в Белом доме радиограмму от Латтимора: «…Я полагаю, вам следует непременно сообщить (президенту) о сильной реакции генералиссимуса… Любые modus vivendi, принятые в обход Китая и без учета его интересов, оказали бы разрушительное воздействие на веру китайцев в Америку… Сомнительно, в состоянии ли прошлая помощь или увеличение нынешней помощи компенсировать это чувство покинутости… в такой час… Должен предупредить вас, что остается под вопросом способность генералиссимуса удержать ситуацию, если доверие китайского народа к Америке будет подорвано сообщением о том, что японцам удалось избежать военного поражения с помощью дипломатической победы». Телеграмма подписана – «Латтимор».
А в это время в Вашингтоне помощник министра финансов Гарри Декстер Уайт был занят «разжиганием огня» под госсекретарем Халлом, с тем, чтобы заставить его отказаться от modus vivendi. Член двух советских шпионских организаций, Уайт несколько лет назад продемонстрировал свою любовь к Китаю, передав России доклад о состоянии китайских финансов, достаточно подробный, чтобы позволить враждебной державе разрушить китайскую национальную экономику. Подрезав на корню мирное соглашение, Уайт вызвал Эдварда Картера и других лидеров Института тихоокеанских отношений в Вашингтон и призвал их оказать воздействие на друзей в правительстве с целью убедить их в том, что подобное решение китайского инцидента было бы не чем иным, как предательством. Письмо Картера, написанное 29 ноября 1941 года, само по себе поразительно разоблачительное.
«Могу предположить, что прошедшая неделя была у Курье ужасно беспокойной, – пишет Картер другу. – В течение нескольких дней казалось, что Халлу угрожает опасность отправить и Китай, и Америку, и Англию „вниз по реке“ т. е. в рабство на юг. Амер. идиома. – Ред .

. Курье ничего не говорил мне об этом, но я узнал из других высоких источников» Источники – это официальные документы Госдепартамента, воспоминания людей, документы Конгресса, книга Джорджа Моргенштерна «Пёрл-Харбор: история тайной войны», Нью-Йорк, 1947 год. – Автор

.
В показаниях под присягой, данных перед сенатской подкомиссией по международной безопасности, Картер признал, что он ездил в Вашингтон по настоянию Уайта, чтобы «посмотреть, есть ли какие-нибудь частные граждане или правительственные служащие, которые могли бы гарантировать, что дело с modus vivendi не будет доведено до конца». «Ходили слухи, – добавил он, – что во время игры в гольф, я полагаю, с адмиралом Номурой, японцы убеждали мистера Халла в своем праве на захват Китая, мотивируя это тем, что Япония, как более цивилизованная страна, выполняет в Китае ту же миссию, что Англия в Индии». Однако Картер продолжал настаивать, что он никогда не оказывал какого-либо давления на Халла, поскольку modus vivendi и так был уже отвергнут. Это несколько не совпадало с рассказом Лачлина Курье об «ужасно тревожном времени», но подкомиссия не настаивала.
Если даже Картер и не беседовал с Халлом лично, в Институте тихоокеанских отношений, однако было достаточно друзей и помощников в его деятельности. Был, например, Гарри Уайт, постоянно работавший через министра финансов Генри Моргентау. Был Лачлин Курье, вооруженный телеграммой Латтимора. Госсекретарь Халл неожиданно изменил свое мнение. 26 ноября, не поставив в известность министра обороны Стимсона, но с одобрения президента, он выдал японцам свое знаменитое «вон из Китая, а иначе… „Нельзя сказать, что этот ультиматум был столь же грубым и бесцеремонным, как некоторые другие, но в качестве основы для переговоров – это была дверь, захлопнутая перед носом у японцев. „У нас не было серьезных оснований полагать, что Япония примет наше предложение“, – писал Халл четыре года спустя. 27 ноября 1941 года – на следующий день после ультиматума – агентство Юнайтед Пресс сообщило, что «Соединенные Штаты передали Японии резкое политическое заявление, которое, как сообщили в информированных кругах, фактически покончило со всеми шансами на соглашение“. Это была честно сформулированная суть дела.
Поскольку в ультиматуме Халла выдвигалось требование, чтобы Япония фактически ушла со всего азиатского материка – за исключением Кореи – и вернулась к status quo, существовавшему для японской империи двумя десятилетиями ранее, нота Халла, оформленная в программу из 10 пунктов, была унизительной до степени, беспрецедентной в дипломатических отношениях двух стран. Комитет по делам армии – один из нескольких официальных органов, определявший степень вины каждого за разгром в Пёрл-Харборе, в осторожной манере привлек внимание к критической важности этого поступка госсекретаря Халла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78