пошли мы к Ярославлю… Ну, рать как рать!.. Так тысяч десятка полтора… А двинулись оттоль через двадцать ден, тучею грозовою!.. Несметными ордами! Уж на што казаки задорны, злы и нетрусливы – а хвост поджали! Нашего вождя слушают, как батьку-атамана, Трубецкова-князя своего, альбо там иных… «Земля пошла!» – только и речей было слышно по целому царству. А коли Земля пошла, кому же и судить о великом земском деле, о выборе царя, как не ей самой! И вышло так. Неслыханное дело совершилось. При ратном войске – словно бы Всеземский совет объявился самочинно. От разных городов, разных чинов собрались выборные люди… Дела судили, грамоты давали, какие надобно. Вон и в твою смиренную обитель поновили две тарханные грамоты. Вам от того прибыль. Да и никому обиды не было. Всем хорошо стало. Там, помаленьку да полегоньку, послали людей с указами, с книгами писцовыми, отымать почали от бояр земли государские да дворцовые, царские, удельные угодья и прочее, што они порасхватали под шумок, в пору безвременья, в годы разрухи общей… Што на себя воровски позаписали, помимо права и закону… И то погляди, земля, почитай, чиста от врагов… Еще два-три кулака дадим – и последних погоним прочь! Чево же ждать! Зачем ошшо гадать да мерекать! Царя хотим! Слышь, истомился и то народ православный! Хоша и ладно все, да – верх не довершен! У всех тревога на душе: «А што, коли опять… А вдруг да снова почнется смута!..» А царь у нас будет – и тревоги той не станет. Он нужен всем, как знамя в бою ратникам! Вот уразумей, отче: готов доверху храм… А нету креста на кумполе – и церковь не есть священна! Не зовется х р а м о м… Так пусть царь засияет над землею. Пусть храм земли родимой, обновленной, очищенной от крови, от всякой скверны, веками накопленной, – пусть станет свят, когда народ по внушению Божию царя себе назовет и поставит.
– Ай да Кузьма! И ритора ученого наставит гораздо! Авраамия свалил! – послышались голоса окружающих бояр.
– Что же, признаю, красно говорит нижегородец! Но… и я не спор вести хотел… – с притворным смирением проговорил Авраамий, косясь на бояр и на толпу ратников и молодых воевод, которые, заинтересовавшись речами Минина, взобрались на средние ступени крыльца, не решаясь подняться выше из уважения к старшим начальникам.
– Сдается мне только… – начал было снова монах.
Но Минин, не давая досказать, влился в его речь:
– Што, теряя понапрасну дни, найдешь ты што-либо? Отец честной?.. Не полагаю, батько! Устанут пуще люди. Слышь, и так поустали. Кто Русь спасал, те по домам потянут, как оно уже и началося. И тут, по-старому, подьячие да дьяки учнут всеми делами вертеть да те самые князья-бояре знатные, кто землю до разгрому допустил, до лихолетья тяжкого и долгого!.. Вот мешканье к чему приведет, а не к иному, как ты толкуешь! Не про тебя скажу… Но иные – рады бы отдать любую половину казны своей, штобы стало так, как ты советуешь. Потом они погреют лапы по-старому в земском сундуке, наверстают все убытки и протори, все подкупы и закупы, когда их верх возьмет!.. Да нет! Вот слышит Бог: тово не будет!..
Мощный, хотя негромкий, сдержанный, как рокот дальних громов, пролетел гул одобрения снизу в толпе и среди старших начальников-воевод.
– Ай да Минин… Молодец! Спасибо!.. Так, Кузьма! Не будет!..
А Минин сильнее уже поднял голос, чтобы слышали люди, стоящие в кругу, и народ, темнеющий за ними.
– Коль Бог подаст, грядущею весною воссядет царь на троне московском и процветет, как некий крин прекрасный… Я, Минин, вам, миряне православные, головою в том ручаюся!..
– Живет Кузьма! Живет земли радетель! – откликнулись радостно толпы народа.
– Потише, вы! – остановил клики Кузьма. – Царю покличете в свою пору. Его повеличаете. Теперь боярам честь давайте. Я – мужик простой, так мне величанье-то ваше и вовсе не пристало!..
Порывисто заговорил Савва, тронутый искренним смирением Кузьмы.
– Ну а скажи, «мужик» ты мой любезный, што мил есть Господу паче иных князей родовитых да вельможей значных… Кого возьмем себе в цари?.. Ужели – ляха?
– Бояре бы взяли… Да земля не дозволит!
– Вестимо так, Миныч… Ну, мысленное ль то дело: лях – царь Руси!.. Влацлав али Жигмунт сидит в Кремле, творит обряды в святых соборах наших!.. Только што боярам и пристало о подобном думать… Вот кабы такова… От Рюрика… от корня старовечного… Скажем, как Голицын-князь Василий Васильич, господин…
– Отец честной, мы здеся не на соборе! – живо перебил протопопа Минин. – Вон люди дожидаются меня… Апосля потолкуем!..
И он обратился к стоящим пониже младшим воеводам и тысяцким:
– Ко мне, поди… Пошто, сказывайте!..
Наперебой заговорили начальники отрядов, которым Минин поставлял все необходимое для жизни и для боя.
– Рать новая пришла от Арзамаса.
– Две сотни подвалило калужан! – доложил другой.
– Слышь, суздальцам, нам, кормов не хватает!
– Я с Мурома, сокольничий, Масальский-князь, Василий… Попомни, запиши. На службишку явился… Уж ты меня пожалуй…
– Нам отпустил бы холопей с конями да телегами, – слышалось с другой стороны. – Они кладь подвезли, теперя домой ладят поживее. Пришли их посчитать, Миныч!
– А нам – казны пушкарской да припасу надоть…
– Пожди, дай мне! – осадил соседа громадный, нескладный воин, скорее напоминающий мужика, одетого в кольчугу, с бердышом и в простой шапке барашковой на голове. Он гулко забасил:
– Мы-ста – поморяне! Кормы уж больно плохи… Такие шти нам дают… тьфу!
Он плюнул сердито.
– Мы-ста не обвыкли! Нам рыбки бы… хошь солененькой, коли не свежой… Снеточков бы… Да ошшо…
– Не разом, слышь! – крикнул наконец Минин. – По ряду речь ведите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65