..
И боярин дал знак дьяку огласить соборное определение об избрании на царство Михаила.
– Мать честная, старица великая! – снова обратился к ней Шереметев. – Ты видишь ли сей список! Тута целая земля руку приложила… Ужели отринет ее моленья слезные твой юный сын, наш государь преславный!.. Слышь, еще до согласия до царского, а уж все города присягают ему… Зовет царя весь народ православный! Склони же слух свой! Дай нам сына на царство!..
– На царство сына дать!.. Ты бы еще попросил, боярин: «Отдай, мать, сына на смерть, на глум, на поруганье!..» Это – прямее будут речи, чем твои теперь! Я тогда скорее им поверю, пойму их… Жертва великая… Но… ежели бы Бог приказал… Он знает, што творит… Тогда бы я для Родины и сына отдала, не пожалела… для спасенья царства!.. Да теперь не то дело! Коли вам надо иметь кого на престоле, – вы и сажайте себе любого… И сводите сызнова, и заточайте, и схиму принимать их заставляйте!.. Силою, как Шуйского-царя… Живыми в гроб царей своих кладите, отпевайте! Ваша воля! А сына моего нет! Не дам, и не просите! Куды ему! Земля так замутилась! Ему ли совладать, отроку юному, с такой грозою великой!.. Из вас, бояр немолодых, разумных, – и то ни один не совладал в невзгодою великою… А вы теперь… Нет! Сын не пойдет на трон… Он сам решил! Он сам вам скажет…
– Молю, сестра о Боге! Смягчися, старица великая! – принялся Феодорит увещать старуху. – Слышь, государыня; я пред тобою кладу свою главу! Я, яко пастырь церкви, – именем Господним – прошу тебе так гордо говорити! Народ избрал себе царя по внушению Божию. Ужли тому не покоришься?! Сам Господь его назвал, не люди… «Михаилу на царстве быть!» – такой единый клич раздался на великом соборе Земском! И все присягу дали: царю избранному прямить по чести и повиноваться беспрекословно… Слышала, читали тута запись крестоцеловальную… И помогать собор тот Земский будет, не расходясь, штобы полегше царством править было отроку-царю… Глас Божий был… Упорствовать не можно! Мольбы послушай! Сирота-Земля родная перед тобою и перед государем-батюшкою нашим ныне горько плачет… Верни Земле покой, дай ей царя!.. Соизволь на царство сыну!
– Святой владыко, уж не взыщи и ты… Отец его в полоне, в неволе! Так сыну осталась я одна в охрану. Когда в Кремле сидели мы в осаде… и голодом морили нас столь страшно, што люди тамо людей же… Ох, нет… И вспоминать не могу!.. В ту пору все жены вышли из Кремля… Лишь я одна осталася, для-ради сына!.. Не как жена, плоть слабая, – как некий крепкий муж, все вынесла… на што ни нагляделась в ту пору… И волосы тут сразу поседели у меня… Так я и дерзаю говорить здесь перед послами земскими не с робостью смиренной, как жене обычно да еще в моем сане в иноческом… Хоша и силой тоже постригали… Вы знаете… да и я тово не забыла!.. И, чтобы ево, штобы после Михаила… Нет! Сказала, нет! И он, слышь, не желает!..
– Я не хочу! – прозвучал дрожащий отклик юноши.
– Еще меня, молю, послушай, честная старица! – выступил неожиданно Палицын.
– Ин, сказывай… толкуй уж заодно! Уста я никому не заграждаю… Да и меня не уломать вам, видит Бог!..
– Пусть слышит Он, што я по чистой правде тебе скажу… И клятву все дадут, миряне и власти духовные, што истину я поведаю… Боишься ты за сына… Разумею! Да, слышь, не пойму: чего тебе бояться надо?.. Бояр боишься… Нету прежней силы у бояр московских да княжат прегордых, што и царям указку подносили… Твоя правда! Часть в полоне томится, на Литве… А прочие… В Москве сидели все они в соборе Успенском… Жаль, не было тебя… Там Шуйский был, и Трубецкой, и Воротынский, и Голицын Андрей… Были все «цари», как в шутку их прозвали за происки… Они тянули свои жадные руки к златому венцу… Да обожглися, чу!.. И сами громко возгласили: «Царь Михаил Романов да буде на Руси!..» Уразумела! Пора ли теперь бояться их, бояр крамольных! Али они должны перед избранником всея земли, перед царем венчанным преклониться смиренно, служить ему по правде… иль – на плаху да в заточенье отправляться… Нет им выходу инова! Теперь – возьмем иное. Со Свеей – замиренье настало… Ляхи прогнаты покуль… казаки буйные… те сами первые заголосили: «Михайлу нам… алибонь – никово иного!..» Помысли же! Все власти, все бояре и до последнего смерда – служить смиренно Михаилу станут не за страх, а за совесть. А совесть – великое дело! Крепче цепей адамантовых; тверже присяги всякой держит людей в покорстве… Поняли люди, што единое спасенье им и земле: взять в цари Михаила. Он яко стяг священный, за коим идут рати народные… Он словно Божий зов, коему все веруют… Он яко солнце стал у всех в очах, и любят все его, кто любит Русь родную. Молва о нем прошла по царству из края в край… Царь Михаил успокоенье царству принесет! А ты боишься бурь… Устали мы, страна покоя просит!.. Дай мир Земле, дай Михаила нам!
С громкими мольбами обступили послы Марфу и юношу-царя. Многие кинулись на колени, ловили, целовали края мантии старухи, полы кафтана юноши.
Бледная, подняла опущенную голову Марфа.
– Ты, отче, прав! Меня ты вразумил, старуё, неразумную!.. Челом тебе бью за слово доброе… Да, есть еще забота… Узнают ляхи, што сын – царем… Отца тогда из полону и выпускать не пожелают… Замучат его там, страдальца безвинного!..
– И, государыня, о чем толкуешь! У нас же на Москве литовских значных людей не мало в полоне сидит же!.. И ксендзы ихние есть, и полковники… Не посмеют ляхи, своих людей жалеючи, ничего поделать с нашими послами заточенными. А мы уж и людей послали, штобы размен свершить… – успокоил Марфу Шереметев.
– Ну, ежели так… Благословенно буди имя Господне! По Всеблагого Господа хотению, по вашему усердному прошенью – волим, штобы ты, сын мой, принял сан царский, как Земля и Бог желают…
С трепетом, бледный, как стена, склонился Михаил перед матерью, и она возложила руки с благословением на шелковистые, мягкие кудри юноши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65