Фатти сунул руку в карман и вытащил две прелестные, две совершенно новые, пухлые защечные подушечки. Положил каждую в рот – между зубами и щекой, и лицо его мгновенно обрело ужасающий вид. Оно раздулось, распухло почти до невероятных размеров.
Через несколько минут Гун, как и предполагалось, появился из ворот, сел на велосипед и не спеша покатил вдоль улицы. Выйдя из-за дерева, Фатти встал у него на пути.
– Ты опять?.. – Гун задохнулся от ярости. – Ты...
Тут он заметил огромные, нечеловечески раздутые щеки Фатти. Он моргнул. Потом посмотрел еще раз. Фатти рассмеялся; щеки его при этом чуть не лопнули.
Мистер Гун сошел на землю. Он не верил своим глазам! Фатти же, напротив, мигом вскочил на велосипед и умчался. Он немного покатался взад-вперед по боковой улочке, дожидаясь, пока Гун отъедет на приличное расстояние; потом вернулся к Пиппину.
– Все в порядке! – помахал ему Пиппин рукой из окна. – Он отправился дать телеграмму, потом поедет на автомобильную стоянку за театром, снова поглядит, что там и как, а после этого – на ферму по поводу собаки. Так что вернется не скоро.
Фатти уже убрал свои подушечки и снова обрел нормальный облик.
– Я задержу вас всего на несколько минут, – сказал он Пиппину. – Я знаю, у вас страшно много работы. Я только хочу спросить, что вы еще выяснили.
– В чай действительно подсыпали снотворное. Безвредное, но действующее сильно и быстро. Следы его обнаружены в чашке. Таким образом, с этим теперь прояснилось.
– А больше ничего не удалось узнать? След денег не отыскался?
– И не отыщется. – Пиппин пожал плечами. – В сейфе лежали только фунты, купюры по десять шиллингов и серебро.
– Есть какие-нибудь идеи насчет вора?
– Понимаешь, я видел записи Гуна. Среди них – неглупая, по-моему, мысль, что мотив преступления – вернее всего, чье-то желание насолить директору театра. Если это ход верный, то вором в труппе, ей-Богу, мог стать почти каждый, – проговорил Пиппин. – Мистер Гун, как тебе известно, не собирался меня ни во что посвящать, но он неимоверно гордится тем, что почти раскрыл тайну, и потому дал мне почитать свои записи. При этом подчеркнул, что такому неумехе, как я, полезно будет увидеть работу настоящего специалиста над трудным делом.
Фатти усмехнулся:
– Да, что-нибудь в этом роде он и должен был произнести. А что, по-вашему, действительно у всей труппы есть зуб на директора?
– Мистер Гун долго говорил с ним и, кажется, кое-что понял, – отвечал Пиппин. – Взять хотя бы мисс Зоэ Маркхэм; она поссорилась с директором утром в пятницу и была уволена. А Люси Уайт попросила ссудить ей небольшую сумму денег – у девушки заболела мать. И что же? Он накричал на нее и отказал. Это еще далеко не все. Питер Уэттинг и Уильям Орр предложили ему поставить на сцене театра несколько настоящих, серьезных пьес взамен всей этой его комической ерунды. Директор их грубо высмеял, сказал, что сами они только для примитивных скетчей и годятся. Сказал еще, что люди третьего сорта должны быть вполне довольны участием в третьесортных спектаклях.
– Держу пари, они страшно разозлились! – воскликнул Фатти.
– Естественно. Думаю, даже пришли в ярость, – продолжал Пиппин. – Дело почти дошло до рукоприкладства. Они пригрозили директору, что изобьют его, если он еще когда-нибудь назовет их людьми третьего сорта. На самом-то деле они хорошие актеры, особенно Уильям Орр.
– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Фатти. – Очень интересно. Кто еще имел причины сильно не любить директора?
– Джон Джеймс обратился к нему с просьбой о прибавке к жалованью. Директор пообещал прибавку через полгода. А когда прошло шесть месяцев и актер напомнил про обещание, директор заявил, что ничего не обещал и даже разговора, дескать, не было.
– Симпатичный парень этот директор, как я погляжу, – засмеялся Фатти. – Всегда готов сделать добро ближнему. Странный, честное слово, способ работать с труппой. Да они все, как один, должны его ненавидеть.
– Они все его и ненавидят! – откликнулся Пиппин. – Даже бедняжка Бойзи, Кот из пантомимы, и тот питает к нему отвращение. Но погоди, я не всех перечислил. Существует еще Элик Грант. Мистер Грант захотел сыграть несколько ролей в другом театре – конечно, в такие дни, когда он не занят в этом. Директор ему запретил. Был, по всей вероятности, крупный скандал... Словом, ты видишь, сколько народу с наслаждением отомстили бы директору за безобразное отношение к себе.
Когда Пиппин кончил, Фатти несколько минут молчал, обмозговывая услышанное. Потом поинтересовался:
– А как с их алиби?
– Все подтвердилось, – развел руками Пиппин. – Пожалуй, нет полной ясности только с Зоэ Маркхэм. В тот вечер она отправилась к сестре, но потом куда-то вышла ненадолго, и никто в доме не заметил, когда вернулась. По словам самой Зоэ, возвратившись, она прямо поднялась к себе в комнату. Вот это и еще буква «З» на носовом платке, валявшемся на веранде, позволяют Гуну считать мисс Маркхэм и Бойзи главными подозреваемыми по делу.
Мало было радости услышать последнюю фразу. Пиппин тем временем склонился над своими бумагами.
– Вот, в сущности, и все, чем я располагаю на сегодня, – проговорил он, не поднимая головы. – Смотри, не выдавай меня. А сейчас ступай к друзьям и не забудь сообщить, если втайне от Гуна разведаешь что-нибудь интересное.
– В данный момент у меня нет ну просто ничего любопытного, – раздумчиво произнес Фатти. – За исключением того, что мистер Гун, я полагаю, порядочно устал от вчерашней дневной прогулки.
Резким движением Пиппин поднял голову.
– Прогулки? Это когда он выслеживал какого-то рыжего иностранца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47