Полицейский слабо улыбнулся:
– Все хорошо, дорогая, с вами непременно все будет хорошо.
– Да, она еще борется.
Еще одно сжатие, потом еще, гораздо свирепее, и внезапно между ее ног полилась вода. Автомобиль накренился.
– Ведро. Поставьте под нее ведро, – сказал санитар, не отрывая глаз от своих часов. Он наклонился вперед и просунул голову через переборку, отделяющую от них водителя.
– Схватки каждые три минуты, воды уже отходят.
– Я делаю все, что могу.
Санитар снова пощупал пульс, и волнение передалось ему, поскольку пульса не было. Ее глаза были закрыты, а лицо стало цвета мела. «Уходит, – подумал он. – Она уходит от нас». «Скорая помощь» замедлила ход и остановилась. Сквозь раскрывшиеся задние двери показалась уже дожидавшаяся их тележка на колесиках.
Она внимательно наблюдала, как они выдвигают ее тело, перекладывают на тележку, а сама так и оставалась над ними, плавая там, словно в теплом пруду. Тем временем они катили ее тело через двери в бледно-зеленую приемную больницы.
– Раны от ударов холодным оружием, – сказал главный врач. – Некоторые глубокие, с сильным внутренним кровотечением. Ей необходимо перелить как минимум литра три с половиной.
– У нас есть только литр группы 0 с отрицательным резусом, – сказала медсестра.
– И это все? – Он отошел от тележки, пересекая комнату в сопровождении медсестры. – Она не выдержит. В таком состоянии. Свяжитесь с Лондоном и добудьте немного крови. Ее могут привезти «скорая помощь» или полицейские. Введите этот литр немедленно и подсоедините ее к капельнице с пятипроцентным раствором декстрозы.
В открывшуюся дверь вбежал мужчина. Поверх его рубашки и теннисных шорт была накинута белая куртка. Он смотрел на ее бледное холодное тело широко открытыми глазами, пытаясь постичь сразу все. Он осторожно приподнял окровавленный бинт, лежавший на ее паху, и кровь снова забила оттуда струей. Он кивнул сиделке, чтобы та подержала бинт, пока он исследовал влагалище.
– Утробный плод, – сказал он спокойно, словно читая запись из блокнота. – Ребенок преждевременный, крошечный. Утробный плод, то есть ребенок лежит вперед не головой, а задом, плотно сжатый ее тазом. Шейка матки расширена на четыре пальца. – Он приставил стетоскоп для плода к ее матке и прислушался. – Ребенок жив. Плацента сзади. Лезвие может и не пройти, но мы не можем рисковать. Мы проведем полную лапаротомию немедленно. Ей очень недостает крови… ей необходимо по меньшей мере три с половиной литра, прежде чем делать анестезию.
– Нет у нас крови, – сказал главный врач. – Всего литр. Пытаемся раздобыть еще немного.
– Тогда анестезия убьет ее.
– Значит, и ребенка тоже.
– Мы можем перекинуться словечком наедине?
Она внимательно наблюдала сверху, как профессиональный акушер и главный врач вышли в коридор и закрыли за собой дверь.
– Я не думаю, что мы будем в состоянии спасти их обоих, – сказал акушер.
– Что это означает?
– Мы должны принять решение. Выбирать между ними.
– Либо мать, либо ребенок?
– Да.
Главный врач покачал головой:
– В какой же момент?
– Немедленно. Если вы хотите, чтобы эта женщина осталась жива, нам придется ликвидировать ребенка.
– Мы не можем этого сделать!
– Если мы будем принимать роды, то у матери восемьдесят шансов из ста умереть. Вы хотите взять это на свою совесть?
– А вы чего хотите?
Их глаза встретились, и каждый понимал, о чем думает другой. Она, по всей вероятности, уже слишком далеко. Вот пускай себе и уходит. Дадим ей уйти и спасем ребенка. Но они знали, что у них нет полномочий принимать такое решение.
– Вызовите дежурного анестезиолога, – сказал акушер.
Сначала появился задик ребенка в пленке и в крови. Главный врач закрепил пуповину, а акушерка отсосала слизь у младенца изо рта.
– Выглядит здоровой и нормальной, – сказал акушер. – Кажется, потеря матерью крови на младенца не повлияла. Два поверхностных пореза от ударов холодным оружием надо будет зашить. – Он показал на глубокие порезы на левой стороне животика младенца и на его правом бедре, а потом посмотрел в огромный разрез в животе матери. – Еще зажимы. И тампон.
Она стала понимать, что кровотечение прекратилось и то, что было там, внутри, стало темно-синим. Ее тело затрепетало, а лицо меняло цвет, становясь из красновато-коричневого густо-багровым. Хирург посмотрел на анестезиолога, и тот пожал плечами. Багрянец стал блекнуть, превращаясь в синевато-серый цвет, и зрачки ее глаз сильно расширились.
Еще переливание крови. Нужен еще литр.
Но было поздно.
Люди, стоявшие над ней в зеленых халатах и масках, смотрели на уровень жидкости в стеклянной бутылочке, наблюдая, как он опускается в красные резиновые трубочки, ведущие к ее венам. Стрелка кровяного давления упала до мертвой точки и дважды колыхнулась. Впечатление было такое, будто люди в комнате могли ощущать, как из нее ускользает жизнь.
«Свобода, – подумала она. – Теперь свобода. И больше никакой боли». Темнота сомкнулась вокруг нее, мягкая теплая темнота, как в летний вечер. Все превратилось в длинный темный туннель с крошечными булавочками света в конце. Свет притягивал ее, становился все ярче, теплее, все золотистее, наполняя ее пылким ощущением радости и любви. Она вытянула руки, и теперь свет ослеплял ее, а она улыбалась и смеялась, как дитя. Но потом возникла тяга холодного воздуха, и она почувствовала, что скользит назад, почувствовала, как что-то тянет ее назад и вниз.
Нет. Пожалуйста. Дайте мне уйти.
Темный ледяной смерч, закружившись водоворотом, завертел ее волчком, с шумом поволок вниз, словно скоростной лифт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94