Одна юная, а значит еще непочтительная к старости гостья, отсмеявшись, тут же предложила осуществить это действие в натуре, но м-р Хаггард ловко отшутился, сославшись на нереальность быстро достать для этого саблю и босоножки сорок пятого размера!Получив такой грубый и негалантный отказ, избалованная вниманием особь, пардон, особа потребовала сатисфакции в виде веселой музыки.Гости ее поддержали, и м-р Хаггард пошел им навстречу и объявил (по подсказке информатора, естественно): — Сегодня у нас в гостях сверхпопулярнейший, малоизвестный и находящийся в подполье, запрещенный во всем мире и его окрестностях, только что вернувшийся из-за границы нашей области, камерный диксиленд «Террариум» во главе со своим бессменным вдохновителем и автором текстов Пьером Присыпкиным, известным в широких кругах неформальной общественности под псевдонимом Майкл Массажная Щетка! Взору гостей предстал легендарный коллектив. Он был облачен в лучшие костюмы, надеваемые только по великим праздникам на работу нищими на паперть.Мэтр был длинноволос и сутул и светился блаженной улыбкой юродивого.В одной руке у него было заказное, коллекционное банджо, а другой он плавно поводил над головой, выпятив два пальца на манер старообрядцев (кто не знает, объясняю: сей знак глаголет «вива!», прошу не путать с «козой» металлистов). Вдоволь благословив всех присутствующих своей дланью, он интригующе прохрипел:— Я — водитель трамвая!На что его последователи ответили энергичными хлопками и улюлюканьем.Когда восторги утихли, Майкл Прищепкин изрек:— Я в этот гимн вложил философию своего бытия, наперекор толпы презренья!После чего вдарил по струнам и под аккомпанемент расстроенных трещоток и гнусавых флейт монотонно завыл:Я — водитель трамвая!Что грохочет по улицам сонным!Но трамвай мой ведетПоводок — электрический провод!Мимо окон, что свыклисьИ не видят мое отраженье,Сотни раз промелькнувшее в их диафрагмах!Хватит сладко дремать!Я возьму руль, которого нетИ направо свернуТам, где рельсы свернули налево!И асфальт затрещит,Подчиняясь колесам стальным!А на улице тихойПроснутся деревья,Удивленно глядяНа невиданную колесницуМне плевать, что нельзя!И что мне говорят каждый день!Я хочу изменить свой маршрутИ увидеть другие углы тех домов,Что сумел разбудитьИ забрызгать гудроном!Я добился всего, что хотел!Только жаль, что повис токосъемник -Он больше не нужен!С последним аккордом Пьер Расческин, мотнув головой, отпустил слушателям прощальный поклон, так что волосы упали ему на грудь, и начал пятиться, увлекая за собой своих сотоварищей, что явилось знаком его скромности и английского воспитания. (На самом деле это была его давняя привычка — удаляться раньше, чем начнут бить.) — Какой скромный и очаровательный молодой человек! В его глазах есть нечто демоническое! — воскликнула миссис Хаггард и захлопала в ладоши, — Но я ничего не поняла из того, о чем он пел.— Смысл его декларации объясняется довольно просто, — подсказал ей м-р Моррисон, ядовито ухмыляясь, — Видимо, эта песня была написана на одной из отсталых планет, где в руки оператора допотопного средства коммуникации попался детский журнал «Юный схемотехник», после чего ему удалось избирательно усовершенствовать свою колымагу, введя автономный энергоблок, телепатическое управление и заменить рудименты колес на более прогрессивную гравитационную подушку. И, радуясь такому прогрессу в своей застойной стороне, он с азиатской непосредственностью поет о том, что ему впервой пришло на ум и что он видит окрест!— Все равно он очень милый и обаятельный! — заявила миссис Хаггард и обратилась к мужу: — А теперь, дорогой, я хочу послушать что-нибудь про любовь!— У нас в гостях как раз находится известный шансонье, автор любовных баллад и лирических песен — Степан Здоровый! — ответил ей м-р Хаггард и указал на щуплого паренька, прижимавшего к груди гитару.Юноша вышел в импровизированный круг и тихо сказал:— Я спою свою последнюю песню, написанную мной вчера.Так же тихо зазвучала его гитара, и приятным баритоном бард запел:Устав от юности потерь,Забыв прекрасную мечту,Я запер за собой очередную дверь,Где не нашел святую доброту…Растратив времени мешок,Отдав традициям долги,Я выпил, морщась, счастия глоток,Заев, давясь, большим куском тоски…Найдя в кармане лишь пятак,Упав в объятья суеты,Я понял, что мой дом кабак,Торгующий коктейлем пустоты…Нажив на совести мигрень,Пропив последнюю мораль,Я выжил и прозрел в тот черный день,Когда меня втоптала в грязь родная дрянь…И получив для бодрости пинка,Влетев в расчетную любовь,Я говорил себе: "Терпи, покане наступил кладбищенский покой…"И оплатив по векселям сполна,Узнаешь, что всему виной она!Певец умолк и горько заплакал.— Да, что-то грустные песни поют наши барды, — м-р Моррисон смахнул слезу, — И что-то имена у них странные. Уж не соотечественники ли это м-ра Пэтроффа?— К сожалению, Вы правы, м-р Моррисон, — констатировал этот факт м-р Пэтрофф, — Среди талантливых людей иногда встречается необъяснимое неприятие окружающего их мира. Чаще всего это происходит на почве нервного срыва. Виной тому может быть личная трагедия, досадное непонимание и черствость окружающих, или же промахи в нашем воспитании. Ничего, перебесятся и вернутся на Родину, как не раз уже случалось.— Пьер вряд ли вернется, — сказала миссис Моррисон.— Возможно, — согласился с ней м-р Пэтрофф, — Лет так триста назад его еще стали б слушать, а сейчас, я думаю, ему будет трудно найти себе у нас аудиторию. Ведь и у вас он держится, как я понимаю, лишь благодаря интенсивной рекламе… …Здесь автор не выдержал и тоже заплакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63