Хотя с натяжкой – можно.Он неуверенно вгляделся в меня.– Ты… одна из тех девочек в зеленом и белом?– Да. «Побрякушки». – Хоть это и глупо, но мне польстило, что он меня узнал.– А-а. – Он не задал ни одного из напрашивавшихся вопросов: что ты тут делаешь, кто тебя впустил и тому подобное. Казалось, он просто заметил, что я здесь, и все. И принял мое присутствие как должное. На мгновение его глаза стали такими же далекими, как глаза Фионы.– Ваша гитаристка… она напомнила мне… – он запнулся на полуслове. – Когда-нибудь она будет играть хорошо. Она может стать Музыкантом.Он произнес слово «Музыкант» по-особому, как почетный титул. Я почувствовала обиду за Кару – на мой взгляд, она уже была музыкантом, и очень хорошим, – но я понимала: для него это очень высокая похвала. По-видимому, у него другие стандарты. Я даже не была уверена, что он с нашей планеты.Ох… внезапно мои мысли приняли другой оборот. Что, если… если это не просто метафора? Если он и вправду… из другого мира?– Почему ты велела мне прекратить? – серьезно спросил он.– Потому что ты причиняешь людям боль. Твоя музыка им… вредна.Я чувствовала страшную жестокость своих слов. Он выглядел таким беззащитным. Таким грустным. Но это, конечно, было только частью проблемы.Долго, ужасно долго он сидел не шевелясь, сжимая свою драгоценную гитару.– Ты уверена? – наконец спросил он. Я кивнула.– Твоя музыка слишком сильная. Мы не привыкли к такой силе. Она ранит нас.Его глаза стали огромными, почти неестественной величины. Такие глаза могут быть у ночных существ, а не у человека.– Но я не знаю, что еще мне делать… – прошептал он.Он выглядел таким потерянным. Я постаралась найти добрые, успокаивающие слова.– Я думаю… наверняка ты умеешь делать что-нибудь другое. Не только играть и петь.Он опустил глаза и посмотрел на гитару.– Я умею вырезать из дерева, – сказал он. – Я… когда-то у меня это неплохо получалось.«Быть хорошим плотником совсем не зазорно», – подумала я. Правда, при этом у него не будет таких доходов, как у поп-звезды.И потом мне вспомнилась песня, которую он сочинял. О возвращении домой.– Кид, – сказала я. – Ты не мог бы рассказать, откуда ты?Он взглянул на меня с беспокойством.– Из места под названием Бард, – ответил он.– И как там?– Чудесно. – с грустью ответил он. – Там очень много музыки. Каждый играет на каком-нибудь инструменте, а то и на нескольких, каждый поет… Все живут и дышат музыкой, с самого рождения и до смерти. Бард построен на музыке, – говоря это, он делался все печальнее и печальнее.– Похоже, это отличное место, если ты музыкант.Он грустно улыбнулся.– Вот именно – если ты Музыкант, – и снова он особым образом выделил это слово, будто произнес его с большой буквы.– Тогда почему ты не вернешься туда? Он внезапно встал.– Не могу, – был ответ.– Почему?– Не могу, и все. К тому же я все равно не Музыкант.– Шутишь? Ты лучший музыкант, какого я слышала.Он молча покачал головой.– На самом деле – нет.– Кид… а где это – Бард?– Далеко.Я не могла не спросить. Если я ошибаюсь, пусть он считает меня сумасшедшей. Но я должна знать.– Далеко – это… где? В другом мире?Он застыл. Обернулся. Пристально посмотрел на меня.– Откуда ты знаешь?Есть! Я вздохнула. Потом улыбнулась самой располагающей улыбкой.– Знаешь что, Кид… Пора тебе познакомиться с моими подругами.Нам не сразу удалось убедить его, что мы кое-что смыслим в перемещении по другим мирам. И даже после этого он продолжал твердить, что мы не сумеем ему помочь. Никто не сумеет.– Почему? – спросила Хай Лин.Он снова посмотрел на гитару и вдруг покраснел от стыда.– Я… я изгнанник. Я совершил Проступок.Совершил проступок? На мой взгляд, в этом нет ничего серьезного. Ну, допустим, нарушил правила уличного движения или еще что-нибудь в этом роде.– Если не хочешь, можешь не рассказывать, – сказала Вилл.«О, расскажи, расскажи! – мысленно взмолилась я. – Я хочу знать!»Он вздохнул.– Когда вы узнаете, то не захотите мне помогать, – с уверенностью сказал он.– Почему?– А почему вообще вы должны мне помогать? Откуда у вас такой интерес ко мне?– Ну… потому что… – Потому что надо помогать другим, хотела ответить я, но это прозвучало бы слишком ханжески.– Из-за музыки, верно?– Не совсем. – Но я не могла не признать: если бы он не играл такую музыку, не пел так красиво, то большинство людей прошли бы мимо него на улице, не обратив внимания.– Понимаете, я не рожден с музыкальным талантом.– В этом и есть твой проступок? – спросила Корнелия.– Нет. Но на Барде нелегко жить, не имея музыкального дара. Вы там не были, вы не знаете… Музыка там кругом, везде, во всем. А я не умел играть. Сколько я ни старался, мне говорили: ты поешь фальшиво, не чувствуешь ритма… Я почти все делал неправильно и даже не слышал этого. Потому что у меня не было слуха. Я таким родился. Однако люди были добры. Говорили мне, что это не имеет значения, что у меня хорошо получаются другие вещи. И правда, многое получалось. Но, понимаете, по сравнению с музыкой все остальные дела не имеют значения… Мой отец – Музыкант. Он завоевал этот титул одним из самых молодых. Мне было невыносимо горько разочаровывать его.– И что ты сделал? – тихо спросила Тарани.– Я пошел… в запретное место. В Круг Тишины, – на последних словах его голос задрожал и чуть не угас. Он отрывисто вздохнул и продолжил, видимо, решив, что мы должны услышать самое худшее: – Говорят, если там загадать желание, иногда оно сбывается. И я захотел… всей душой захотел сделать так, чтобы отец мною гордился. И… Ания тоже.– Кто она? – спросила я, хотя обо всем уже догадалась по его голосу.– Девушка. Очень красивая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18