Полезен всей Испании — вот увидите!
Мягкая душа Нуньеса мечется в сетях смятенных слов Паскуаля.
— Я не понимаю вас, друг, — И Нуньес испуганно отшатывается.
Паскуаль мысленно всматривается в ненавистное лицо Мигеля и шепчет, блестя глазами во тьме:
— Нуньес, я изменю порядок, царящий в мире. Я сдвину с места солнце и заставлю сместиться звезды. Архидьявол рассыплется прахом в пламени, и севильские фонтаны начнут извергать счастье вместо воды. Это будет и вашим счастьем, Нуньес. Оно близко. Не падайте духом и верьте!
Он порывисто стиснул руку Нуньеса. Архивариус высвободил ее из горячей ладони Паскуаля и, со смятением в мыслях, стал спускаться по скрипучим ступеням.
Паскуаль вошел к сестре.
— Нуньес — прекрасный человек. Приятный и тонкий. Верный в любви.
— Я тоже верна, — тихо возразила Мария, сжав руки.
— Не говори так, сестра!
Он падает перед ней на колени.
— Я не знаю женщин и не стремлюсь познать их. Единственная женщина для меня — это ты, сестра. Я прилепился к тебе, в тебе все мои радости, в твоем счастье — мое…
Мария гладит его по лицу:
— Но я счастлива, брат. Я живу своею любовью больше, чем воздухом и пищей.
— Ты любишь мерзавца, понимаешь?! Твоя любовь — это болезнь! — вскричал, вскакивая, Паскуаль. — Ты погибнешь от стыда и позора…
— Нет, нет. Я горжусь тем, что люблю его. И счастлива этой любовью.
В бешенстве хрипит Паскуаль:
— Недолго же тебе гордиться! Как то, что я верю в бога, как то, что живу и хожу по земле, — клянусь всем, что мне свято, я его устраню! Сотни людей ввергает он в горе и отчаяние. Пороком заразил всю страну. Но я избавлю мир от этого чудовища! Я убью его!
Ужас на лице Марии сменяется легкой насмешливостью:
— Ты?..
— А, ты считаешь меня трусом? — Гордость Паскуаля возмущена. — Думаешь, у меня не хватит смелости уничтожить его?
Мария берет брата за руку.
— Ты не должен вредить ему, Паскуаль. Этим ты больше всего повредишь мне.
Паскуаль молчит, потупившись.

— Обвиняю в ереси…
У Паскуаля внезапно пересохло в горле, он не может продолжать.
Писарь инквизиции, зевая, ждет.
— Обвиняю графа Мигеля де Маньяра…
При этом имени писарь изумленно поднял голову — безразличие мигом слетело с него.
— Графа Маньяра?!
Ага, думает писарь, вот уже седьмой донос на Маньяру. Шесть доносов всесильный инквизитор положил под сукно. Не хочется ему ввязываться в это дело. Как-то поступит он с седьмым?
Попросив Паскуаля подождать, писарь поспешил к инквизитору.
Паскуаль сжимает ладонями лоб, покрывшийся холодным потом.
Доносчик. Доносчик — уже не человек. Позор и унижение его удел. Он хуже шелудивого пса. Презираемый всеми, влачит он жалкое существование. Я донес на друга. Ужас! Паскуаль вскочил, метнулся к двери.
— Назад! — стражник преградил ему путь алебардой.
Нет, отступления нет, я должен остаться, должен! — судорожно сцепляет руки Паскуаль. Должен — ради Марии. Разве во мне дело? Презренный как доносчик, я прославлю себя великим деянием, которое освободит Севилью. Никто не осмелился выступить против него — только я! Видите, не так уж я слаб и труслив, как вы думаете…
Инквизитор меж тем колеблется.
Маньяра! Ах, это заманчиво. Он вредит нам. Но выступить против Маньяры — значит поднять против инквизиции всю высшую знать Андалузии. Что ж, начнем игру осторожненько. Omnia ad maiorem Dei gloriam. Шесть раз прощали ему, в шести случаях (наедине с собой в этом можно признаться) боялись мы этого человека. Но иначе нельзя, Он слишком силен. Сила против силы…
Инквизитор приказывает не предпринимать ничего непосредственно. Следить за каждым шагом и обвиняемого и обвинителя. Обо всем ставить в известность его лично.
— Святая инквизиция приняла ваше обвинение, сеньор Овисена, и обдумает его. Мы примем меры, в нужный момент и в нужном месте. Да хранит вас Иисус.
Паскуаль вышел из серых коридоров на солнцепек и заморгал ослепленно. За ним крадется соглядатай.
Полный боязни, что подлое деяние выжгло на лбу позорное клеймо, и вместе с тем, напротив, полный гордого сознания, что он единственный осмелился восстать против этого всесильного вельможи, раздираемый противоречивыми чувствами, поплелся Паскуаль по улицам.

Сегодня Вехоо впервые сыграет роль дона Жуана Тенорио в знаменитой пьесе Тирсо де Молина «El Burlador de Sevilla», и Мигель обещал прийти посмотреть его.
— Хочу увидеть образ того, чьим именем меня награждает город, — хмуро сказал он. — Хочу посмотреть, как я выгляжу со стороны.
Он взял с собой Солану. Девушка прелестна в платье голубого шелка, расшитом серебром, — это подарок Мигеля.
Публика поражена присутствием графа Маньяра. Все взоры обращены к его ложе.
— Извращенные прихоти у этого Маньяры, — шепчет княгиня Урсула донье Хустине. — Он словно хочет показать всему городу, что какая-то девчонка из предместья ему приятней севильской знати.
— Все женщины смотрят только на вас, дон Мигель, — говорит Солана.
— Мои глаза видят сегодня вас одну, Солана.
— Сегодня… — тихо повторяет девушка. — А что же завтра?
— Завтра? Не знаю, Солана. Как добрый друг, советую вам — не верьте моим «завтра».
Подавляя слезы, Солана через силу улыбается.
— Ну что ж, пусть будет хоть сегодня. Спасибо за это. Спасибо за все.
В зрительном зале стемнело — на сцене, представляющей дворец короля Неаполя, рыдает герцогиня Изабелла, обольщенная доном Жуаном Тенорио, молит о помощи. Является сам король, и дон Жуан взят под стражу.
В следующей картине дядя Жуана помогает ему бежать, а несчастный жених Изабеллы произносит цветистые речи о своем отчаянии.
Занавес падает, зал рукоплещет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130