Мне и в голову не приходило, что он слушает. Полагаю, я забыл упомянуть, что вступил на свою одинокую тропу только после окончания колледжа.
Войдя внутрь, я увидел, что комната Зака в Риверсборо имеет такой же вид недавно прошедшего по ней торнадо, как и его комната дома. Кто-то очень настойчиво что-то искал, причем был уверен, что это у моего племянника есть. Недостаток деликатности этот парень более чем компенсировал непреклонной решимостью. Я позвонил в лучшее маленькое Полицейское управление по эту сторону границы.
Музыка зазвучала все та же, но слова изменились. Полицейские Риверсборо по-прежнему были уверены, что с Заком ничего плохого не случилось.
Они были уверены: кто-то из студентов заметил, что Зака нет, и воспользовался ситуацией.
Данная новость не слишком удивила Макклу. Он сказал, что был бы более потрясен, если бы комната Зака в спальном корпусе осталась нетронутой. Он заставил меня записать несколько вопросов для Киры Ватанабэ, а я спросил, какие там новости у него. Он ответил, что заново расспрашивает всех, каких может, друзей Зака по Касл-он-Хадсону, но добился пока что лишь пары чашек травяного чая и нескольких неприязненных взглядов. Осталось проверить еще двух друзей, и можно будет на этом закончить. Живет он в доме Джеффри. Фацио нашел в доме Калипарри ключ от банковской ячейки, но не уверен, что это имеет какое-то отношение к исчезновению Зака. Фацио собирается выяснить, что это за банк, и получить ордер.
– Постой-постой, – перебил его я, – вы что там с Фацио, поцеловались и помирились или что? Откуда ты так много знаешь о его действиях?
– Сержант Херли помогает.
– И как ты к ней подъехал?
– Я не подъезжал, – ответил Джонни. – Она сама пришла.
– И снова в игру вступает очарование старины Макклу.
– Да не мной она заинтересовалась, Клейн. Что я могу поделать, если она ничего не смыслит в мужчинах?
– Иди-ка ты сам знаешь куда. Поблагодарю потом.
– Ну да, когда рак свистнет. Может, я что и накопаю.
Пока я пересекал кампус, пошел снег. Кира Ватанабэ снова ждала. Она заметила меня не сразу, поэтому я постоял в тени, наблюдая, как белые хлопья опускаются на ее густые черные волосы, ниспадавшие значительно ниже плеч. Она была стройной, как тростинка, и не выше пяти футов, но под ветром не гнулась. Через толстые шерстяные леггинсы были заметны очертания крепких икроножных мышц. На свету кожа ее треугольного личика казалась одновременно и молочной, и прозрачной, как оболочка жемчужины.
Когда я вышел из укрытия, мы нервно и слишком уж долго жали друг другу руки. Широко улыбнувшись, а потом смутившись от того, что именно я могу прочесть в этой улыбке, Кира заставила ее исчезнуть.
– Идемте, – проговорила она и повела меня прочь с кампуса.
Мы шли молча, и я был рад этому. Я ощущал себя косноязычным и неуклюжим, словно ко мне вернулись мои семнадцать лет. Я чувствовал запах ее волос: цветущий жасмин в снегу. Странно, что эта девушка заставила меня снова ощутить себя живым. В последний раз это было очень давно. Мой внутренний голос неустанно напоминал мне о Заке, моем отце и детективе Калипарри, но, пройдя несколько сотен ярдов, я не слышал уже ничего, кроме наших шагов.
В кофейне, которая располагалась в подвальчике, было темно, и пахло там, как в кабинете у Фацио. Стены были украшены граффити и капельной живописью. Какой-то шут в берете играл на маленьких сдвоенных барабанах, прищелкивая пальцами и читая стихи бит-лайт. Выходило не так уж и плохо, но я готов был поспорить, что слова песен «Перл Джэм» он знал гораздо лучше, чем «Мексико-Сити блюз» или «Хаула». Забавно, но поверхностно. Для студентов колледжа это была Мода, которую они примеряли на себя и отбрасывали, как мини-юбки или бусы братской любви, что в ходу у хиппи. На следующий год это будет диско.
Я заказал «ирландский кофе», Кира заказала чай. Когда официантка принесла наши напитки, Кира вытащила что-то из сумки и положила на стол рядом со свечой.
– Надеюсь, вы не против, – она отвела взгляд, – подписать это для меня?
Я увидел зачитанный экземпляр своей последней книги – той, что я не смог продать в виде сценария, – «В Милуоки в стикбол не играют». Слишком жесткая для девяностых годов, писала критика. Ну надо же, слишком жесткая.
Когда я заколебался, девушка испугалась:
– Простите. Не надо было просить. Пожалуйста»
– Не глупите, – ответил я и взял ее ручку. Она прочла надпись:
– «Дорогой Кире, Жемчужной коже, Цветущему жасмину в снегу». Красиво. Я ничего не понимаю, но красиво.
– Может, когда-нибудь и поймете. Наклонившись через стол, она поцеловала меня в щеку.
– Мне нравится, как колется ваша борода.
– А мне – ваш поцелуй.
Она убрала книгу в сумку, и мы сделали еще один заказ. На этот раз Кира тоже попросила «ирландского кофе», и официантка пожелала узнать ее возраст. На счастье, у Киры имелось требуемое фальшивое удостоверение личности. Прошло уже лет двадцать с тех пор, как я пил с несовершеннолетней студенткой. Ее предупредительность, энтузиазм, не говоря уже о физической привлекательности, – все тешило мое самолюбие. А к сорока годам мое самолюбие сделалось маленьким и слабым.
Я задал ей вопросы, продиктованные Макклу, но без толку. Она больше знала об исчезновении Джимми Хоффы, чем Зака. Мы с Джонни занимались этим делом всего два дня, но оно уже приближалось к той точке, когда обнадеживал даже тупик. Умница Кира задавала не слишком много вопросов, на которые я не смог или не захотел бы отвечать. Думаю, она чувствовала мое нежелание углубляться в этом направлении.
– Между прочим, я специализируюсь на английской литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63