— Да ладно, я просто так спросила, — хихикнула Бобби. — Слушай, ну ты и грохнулся! “О, Люцифер, о падший ангел, я видела падение твое!…” Слушай, Берти, не дергайся. Нельзя быть таким нервным. Тебе нужно выпить и встряхнуться. Попроси Сэра Родерика, он приготовит тебе отличный коктейль. Ну и?
— Как тебя понять — «Ну и»?
— Ну и какие у тебя дальше планы?"
— А дальше я выдерну тебя из этого кресла и сам засяду в него с этой книжкой, буду ее читать и про все на свете забуду.
— Ты хочешь сказать, что больше не пойдешь туда?
—Именно так. Бертрам завязал. так и передай журналистам.
— Но как же сливочник. Твой дядюшка Том будет очень огорчен.
— Плевать я хотел на дядюшек Томов.
— Берти! Ты очень странно себя ведешь!
— А разве не странно, когда я сижу на полу в спальне Уилберта Крима с ожерельем из ножек стула на шее, а в комнату входит Мамаша Крим?
— Ого! Правда что ль?
— Вот именно.
— И что ты ей сказал?
— Я сказал, что ловлю там мышь.
— Ты ничего лучше не мог придумать?
— Нет.
— Ну и чем все кончилось?
«Я испарился, оставив ее в полной уверенности, что у меня не все дома. Так что, Бобби, на твое предложение пойти туда снова позволь мне горько рассмеяться», — сказал я и горько рассмеялся. — «В эту злосчастную комнату я не пойду даже за миллион фунтов стерлингов, пусть даже наличными в мелких купюрах».
При этих словах Бобби изобразила moue, надула губки в знак того, что она очень обиделась на Бертрама и что этого она от него не ожидала.
— И где же твой хваленый вустеризм?
— На сегодня закончился.
— Да ты человек или мышь?
— Очень тебя прошу, не произноси при мне этого слова.
— Нет, ты снова должен туда пойти. А я тебе помогу."
— Ха!
— Ты мне уже говорил ха!.
— Говорил, и еще не раз услышишь.
— Но послушай, Берти. На этот раз ничего не случится, ведь мы будем работать в связке. Мамаша Крим не может появиться там во второй раз. Ведь молния не ударяет дважды в одно и то же место.
— Ты уверена?
— Даже если она и появится… Знаешь, что я придумала. Ты зайдешь в комнату и начнешь там искать, а я буду дежурить в коридоре.
— И ты считаешь, меня это спасет?
— Конечно, ведь я хорошо пою.
— Я очень люблю, когда ты поешь, но сейчас это неуместно.
— Ах, Берти, ну какой же ты непонятливый. Если ты услышишь, что я пою, это будет значить, что кто-то идет, и ты успеешь выпрыгнуть в окно.
— И сломать себе шею?
— Да не сломаешь ты себе шею. Из комнаты есть балкон. А сбоку — водосточная труба. И ты преспокойно съедешь по ней вниз. Ты же не станешь отрицать, что любишь это занятие. Дживз мне много про это рассказывал.
Я задумался. Я действительно имею изрядный опыт по части водосточных труб, так уж складывались жизненные обстоятельства. Итак, что-то в плане Бобби уже имело разумное зерно.
Но окончательно я решился из-за дядюшки Тома. Нельзя сказать, чтобы он жить не мог без этого сливочника, но что он не мог без него спокойно жить, это уж точно. Я так и представлял себе, вот он вернется и скажет: «Ну, как там моя дорогая серебряная коровушка!…» Глядь — а ее-то и нет! А мы, племянники, не любим, когда серебряные коровы уходят от наших дядюшек. Я конечно, говорил, что плевать хотел, но это неправда. Разве я могу забыть, что когда я учился в Мэлверн Хаус, этот мой дядюшка по моей тетке время от времени присылал мне по десять шиллингов. Он был со мной так добр, и я не могу теперь этого так оставить…
Поэтому через пять минут я уже стоял у врат Голубой Комнаты, а рядом со мной Бобби, еще не вопиющая в пустыне коридора, но готовая в любой момент, паче чаяния, по ветхозаветной ассирийской модели, там замаячит Мамаш Крим. Нервы у меня, конечно, были на пределе, но все-таки не так, как в первый раз. Ведь теперь я знал, что на дозоре стоит Бобби. А любой гангстер скажет вам, что если ты грабишь сейф, то всегда неплохо, если кто-то встанет на стреме и в нужный момент свистнет: «Сматываемся: легавые!»
Чтобы на всякий случай убедиться, что Уилберт еще не вернулся с прогулки, я постучал в дверь. Никто не ответил. Из чего я понял, что все чисто. Я вопросительно посмотрел на Бобби: она подтвердила, что я прав.
— Ну, давай еще раз быстро проштудируем. Если я запою, что ты делаешь?
— Дую в окно.
— А потом?
— Съезжаю по водосточной трубе.
— А потом?
— Пилю к линии горизонта.
« Правильно. Так что иди и шарь», — сказал она, и я вошел. Эта комната стала уже мне как родная: все здесь было, как в прошлый раз. Первое, что я сделал, это подставил к шкафу второй стул и посмотрел наверху. К моему разочарованию, там ничего не было. Что ж, наверное, у клептоманов другой актив для чтения. Мне ничего не оставалось, как приступить к тщательному обыску всей комнаты, что я и сделал, все время прислушиваясь, не затянут ли в коридоре песню. Но все было тихо, и наш Вустер оживился и вдохновенно стал ползать повсюду. Но только я забрался под комод, как своды Голубой Комнаты огласились очередным голосом, в результате чего я дернулся вверх и посадил себе шишку.
«Ради всего святого!» — сказал голос, а я еле выбрался из-под комода. Я чувствовал себя пикулей, которую выуживают из банки. А выудила меня все та же Мамаша Крим. Она стояла предо мной, с выражением благородного гнева на своем породистом лице, и я был совершенно с ней согласен. Любая женщина придет в негодование, если при посещении комнаты своего сына она видит, что на том, что торчит из-под комода, явно штаны не Уилберта, а значит этот чужой.
Мы снова повторили разученный диалог.
— Мистер Вустер!
— А, привет!
— Это снова вы?
— Ну да.
— Вы снова ловите мышь?
— Совершенно верно. Мне как раз показалось, что я видел, что она забежала под комод, и намеревался вытащить ее отсюда невзирая на ее возраст или пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43