— Да.
— В Южную Африку!
— Да. На пароходе «Эдинбургский Замок».
— Но зачем? Сейчас середина семестра.
Тётя Агата холодно на меня посмотрела.
— Должна ли я понять, Берти, что тебя так мало волнуют дела твоих ближайших родственников, что ты впервые слышишь об исключении Юстаса и Клода из Оксфорда? Это случилось две недели назад.
— Нет, правда?
— Ты безнадёжен, Берти. Мне казалось, что даже ты…
— Но за что их вытурили?
— Они вылили лимонад за шиворот младшему декану колледжа… не вижу ничего смешного, Берти. Это безобразие!
— Да, да, конечно, — торопливо согласился я. — Поперхнулся дымом. Что-то застряло в горле, знаешь ли.
— Бедная Эмилия, — продолжала тётя Агата. — Безумная мать, которая только губит детей своей любовью. Она хотела оставить их в Лондоне и отдать на военную службу, но я настояла на своём. Колонии — единственное место для таких безрассудных молодых людей, как Юстас и Клод. Последние две недели они жили с твоим дядей Кливом в Уорчестершире. Завтра им придётся провести день в Лондоне, а в пятницу рано утром они сядут на поезд, чтобы успеть к отплытию парохода.
— Немного рискованно, тебе не кажется? Я имею в виду, оставлять их в Лондоне одних почти на сутки.
— Они будут не одни. Ты за ними присмотришь.
— Я?!
— Да. Я хочу, чтобы Клод и Юстас остановились в твоей квартире, а наутро ты проследил бы, чтобы они сели на поезд.
— Ох, нет, послушай!
— Берти!
— Нет, пойми меня правильно, я о них самого лучшего мнения, и всё такое, но оба они психи, знаешь ли… нет, конечно, я всегда рад их видеть, но когда речь идёт о том, чтобы они остановились у…
— Берти, если ты так занят самолюбованием, что даже на минуту не можешь отвлечься, когда к тебе обращаются с пустяковой просьбой…
— Ох, ну хорошо! — сказал я. — Хорошо!
Само собой, спорить не имело смысла. Когда я вижу тётю Агату, мне всегда кажется, что мой позвоночник размягчается до желеобразного состояния. Она относится к тем женщинам, которых называют волевыми. Должно быть, такой же была королева Елизавета. Когда тётя Агата сверкает на меня глазами и говорит: «А ну-ка, живо, мой мальчик» или что-нибудь в этом роде, я повинуюсь, не рассуждая.
Когда она ушла, я позвал Дживза и сообщил ему последние новости.
— Послушай, Дживз, — сказал я. — Завтра к нам приезжают Клод и Юстас. Они останутся на ночь.
— Сэр?
— Я рад, что ты так спокойно к этому отнёсся. Лично я далеко не в восторге. Ты ведь знаешь Клода и Юстаса!
— Энергичные молодые джентльмены, сэр.
— Придурки, Дживз. Придурки, каких мало. Кошмар, что меня ждёт.
— Я вам больше не нужен, сэр?
Как вы понимаете, тут я распрямил плечи и высокомерно на него посмотрел. Мы, Вустеры, становимся холодными как лёд, когда ищем сочувствия, а получаем вежливые отговорки. Я, конечно, знал, в чём было дело. Последние два дня в атмосфере нашего дома витала некоторая напряжённость из-за шикарных штрипок, которые я откопал в магазинчике берлингтонского Пассажа. Одному из чертовски толковых парней, может, даже тому, кто изобрёл разноцветные сигаретные пачки, недавно пришла в голову блестящая мысль выпускать также разноцветные штрипки. Я хочу сказать, вместо обычных серых с белыми вы сейчас можете купить штрипки, копирующие флаг или штандарт школы, где вы учились. И, поверьте, только человек бесчувственный отказался бы от улыбнувшихся ему с витрины совершенно потрясающих добрых итонских штрипок. Я нырнул в магазинчик и совершил покупку, даже не подумав, как к этому отнесётся Дживз. А он не оправдал моих ожиданий. Дживз, хотя его можно во многих отношениях считать лучшим камердинером в Лондоне, слишком консервативен. Старомоден, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, враг прогресса.
— Можешь идти, Дживз, — с достоинством сказал я.
— Слушаюсь, сэр.
Он бросил на штрипки ледяной взгляд и исчез. Прах его побери!

* * *
На следующий день, когда я переодевался к обеду, близнецы ворвались ко мне в квартиру, и хотите верьте, хотите нет, давно я не видел таких радостных и весёлых парней. Я всего лет на шесть старше Юстаса и Клода, но, непонятно по какой причине, чувствую себя рядом с ними как старец, которому два шага до могилы. Я и оглянуться не успел, как они заняли мои лучшие кресла, стянули пару моих особых сигарет, налили себе по бокалу виски с содовой и принялись болтать с развязностью честолюбцев, достигших своей заветной цели, — словно это не их только что выперли из колледжа и, можно сказать, отправили в ссылку.
— Привет, Берти, старичок, — поздоровался Клод. — Как славно, что ты согласился нас приютить.
— Да ну, брось. Я был бы рад, если б вы погостили у меня подольше.
— Слышишь, Юстас? Он был бы рад, если б мы погостили у него подольше.
— Надеюсь, у него останется впечатление, что мы гостили достаточно долго,
— философски заметил Юстас. — Ты в курсе наших дел, Берти? Я имею в виду, знаешь, как нам не подфартило?
— О, да. Тётя Агата мне рассказала.
— Мы покидаем родину на благо родины, — изрёк Юстас.
— И пусть за нас поднимут бокалы, — добавил Клод, — когда мы выйдем в море. Что тебе рассказала тётя Агата?
— Что ты вылил лимонад за шиворот младшего декана.
— Я предпочел бы, прах побери, — раздражённо произнёс Юстас, — чтобы люди не искажали фактов. Это был не младший декан, а старший преподаватель.
— И не лимонад, а содовая, — пояснил Клод.
— Дело было так. Я сел на подоконник с сифоном в руке, а старикашка стоял под окном. Он поднял голову, и… сам понимаешь, если б я не всадил ему струю между глаз, я б упустил блестящую возможность, какая раз в жизни бывает.
— Упустил бы раз и навсегда, — согласился Клод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63