Борис Виан.
Пена дней
Роман
Перевод В. Ляпицкого
ПРЕДИСЛОВИЕ
В жизни самое главное -- подходить ко всему с априорными
мнениями. В самом деле, оказывается, что массы ошибаются, а
индивидуумы всегда правы. Нужно остерегаться выводить отсюда
правила поведения: совсем не обязательно их формулировать,
чтобы им следовать. Есть только две вещи: это всякого рода
любовные дела с прелестными девушками и музыка Нового Орлеана
или Дюка Эллингтона. Остальное должно исчезнуть, ибо остальное
уродливо, и нижеследующие страницы повествования черпают всю
свою силу из того факта, что история эта совершенно истинна,
поскольку я ее выдумал от начала и до конца. Сама же ее
материальная реализация состоит по сути дела в проецировании
реальности -- в перекошенной и разогретой атмосфере -- на
неровную и порождающую тем самым искривления поверхность. Самый
что ни на есть благовидный подход, как видно.
Новый Орлеан
10 марта 1946 года
I
Колен заканчивал свой туалет. После ванны он закутался в
большое махровое полотенце, из-под которого виднелись только
его ноги и торс. Взяв со стеклянной этажерки пульверизатор, он
направил на свои светлые волосы душистую струю жидкого масла.
Янтарный гребень разделил их шелковистую массу на длинные
оранжевые пряди, похожие на борозды, которые веселый пахарь
чертит вилкой на абрикосовом конфитюре. Колен отложил гребень
и, вооружившись маникюрными ножницами, подрезал наискосок
уголки своих матовых век, чтобы придать тем самым своему
взгляду таинственность. Ему часто приходилось повторять эту
операцию, поскольку веки у него отрастали очень быстро. Он
зажег маленькую лампу увеличительного зеркала и придвинулся
вплотную к нему, чтобы проверить состояние своего эпидермиса.
Вокруг крыльев носа выступило несколько угрей. Увидев крупным
планом, сколь они уродливы, угри быстро нырнули обратно под
кожу, и удовлетворенный Koлен погасил лампу. Он снял
перепоясывавшее чресла полотенце и, чтобы устранить последние
следы влаги, пропустил один из его углов между пальцами ног. В
зеркале было видно, на кого он похож, -- на блондина, который
играл роль Слима в "Hollywood Canteen". У него была круглая
голова, маленькие уши, прямой нос, золотистый цвет лица. Он
часто улыбался детской улыбкой, и тогда на подбородке у него
появлялась ямочка. Он был довольно высок ростом, худощав,
длинноног и очень симпатичен. Имя Колен весьма ему шло. С
девушками он разговаривал негромко, с мужчинами -- весело.
Почти всегда у него было хорошее настроение, остальное время он
спал.
Он выпустил на волю воду из ванны, проткнув в ее дне дыру.
Покрытый светло-желтыми керамическими плитками пол ванной
комнаты был замощен набекрень, и вода сбегала по нему к стоку,
находившемуся точно над письменным столом обитателя нижнего
этажа. Не так давно, не уведомив Колена, жилец этот стол
передвинул. Теперь струя падала ему на буфет.
Колен всунул ноги в сандалии на меху морской собаки и
надел элегантный домашний костюм: брюки из зеленого глубокой
воды вельвета и пиджак ядрено-орехового цвета. Полотенце
повесил в сушилку, положил коврик ванной комнаты на край ванны
и посыпал его крупной солью, чтобы извергнуть наружу всю
набравшуюся воду. Коврик тут же пустил слюну, покрывшись
гроздьями маленьких мыльных пузырей.
Колен вышел из ванной и направился на кухню проследить за
последними приготовлениями к обеду. Каждый понедельник приходил
обедать Шик, он жил неподалеку. Была всего лишь суббота, но
Колен заждался Шика, ему хотелось, чтобы тот оценил меню, с
безмятежной радостью разработанное Николасом, его новым
поваром. Шик, такой же, как и он сам, холостяк, приходился
Колену ровесником -- им стукнуло по двадцать два года;
литературные вкусы у него были те же, а вот денег гораздо
меньше. Колен обладал состоянием, которого вполне хватало,
чтобы жить надлежащим образом, не работая на других. Шик же
вынужден был каждую неделю ходить в министерство к своему
дядюшке и занимать у него деньги, так как ремесло инженера не
позволяло ему удерживаться на уровне подчиненных ему рабочих, а
это трудно -- управлять людьми, которые одеваются и питаются
лучше, чем ты сам. Колен, насколько это было в его силах, ему
помогал, при первой возможности приглашая обедать; однако
гордость Шика заставляла Колена быть насторожен не показывать
слишком частыми милостями, что он хочет прийти другу на помощь.
На кухню вел очень светлый коридор; застеклен он был с
двух сторон, и с каждой из них блестело по солнцу, так как
Колен любил свет. Повсюду виднелись тщательно отполированные
латунные краны. Игра солнц на кранах порождала феерические
эффекты. Кухонные мыши любили танцевать под звук сталкивающихся
на кранах солнечных лучей и бегать за маленькими желтыми
шариками, в которые превращались, рассыпаясь по полу, солнечные
лучи, похожие на струйки ртути. Проходя мимо, Колен погладил
одну из мышек -- у нее были длиннющие черные усы, сама она была
серая, стройная и чудесно лоснилась. Повар кормил их очень
хорошо, не позволяя, однако, слишком толстеть. Днем мыши не
шумели и играли только в коридоре.
Колен толкнул эмалированную дверь кухни. Повар Николас
наблюдал за приборным щитком. Он сидел за пультом, тоже
покрытым светло-желтой эмалью;
1 2 3 4 5 6 7 8 9