Он Генри терпеть не мог. Завидовал ему. Сам он был колдуном, но Генри природа наградила мозгами.
– Тот самый Иезекииль, который…
– Он самый. Дедуля доктора Блура. Все еще гнездится где-то в блуровских апартаментах, разводит там свои скверные чары.
– Ух ты! Так ему же тогда, получается, лет сто, не меньше!
– Около того. – Дядя подался к Чарли. – Скажи-ка мне, друг мой, а голоса, которые ты слышишь, никогда не говорили о чем-то не связанным с тем моментом, когда снималась фотография?
– Э-э-э… пока нет. То есть мне просто не хочется смотреть на фотографии подолгу.
– Хм. Очень жаль, – покачал головой дядя. – Могло бы выясниться что-нибудь любопытное. Что ж, забирай. – Он отдал Чарли фотокарточку.
– Спасибо, но пусть лучше у вас останется, – вежливо предложил Чарли.
Дядя выглядел и впрямь разочарованным тем, что Чарли ничего толком не услышал.
– Да, прискорбно, в высшей степени прискорбно. Папа был бы просто счастлив узнать хоть что-нибудь еще.
– Так он жив? – поразился Чарли. Дедушку Джеймса он никогда не видел и только сейчас понял, что даже никогда о нем не слышал.
– Ему под девяносто, но он еще вполне крепок. Он так и живет в этом самом домике у моря, – кивнул дядя на фотокарточку. – Я навещаю его каждый месяц. Если выезжаю в полночь, как раз добираюсь до побережья к рассвету.
– Так это что же получается, – протянул Чарли, – бабушка Бон и тетки, они его дочки?
Дядя Патон напустил на лицо многозначительное выражение, которое, как уже знал Чарли, предвещало историю об очередной семейной тайне.
– Видишь ли, друг мой, давным-давно в нашем семействе имела место ссора. Да. Грандиозный скандал. В чем заключалась причина, право же, не припоминаю, но с тех пор эти четыре дамы делают вид, будто отца не существует.
– Ужас какой! – вырвалось у Чарли. Но сообщение это его не удивило. Если уж бабушка Бон никогда не упоминает своего единственного сына, Лайелла, отца Чарли…
Когда тот пропал, она просто стала жить так, будто его и на свете не было.
Пожелав дяде спокойной ночи, Чарли улегся спать, но заснуть ему удалось далеко не сразу. Он гадал, каким получится первый день в академии, а потом перед глазами у него замаячило лицо Генри Юбима. Почему он исчез, этот мальчик, так похожий на Чарли? И главное, куда?

Глава 3
ДЕРЕВО, КОТОРОЕ РУХНУЛО

За ночь похолодало еще сильнее. В понедельник утром по Филберт-стрит несся ледяной ветер, хлеща колючей крупкой каждого, кто осмеливался высунуть нос на улицу. Среди осмелившихся волей-неволей оказались и Чарли Бон с мамой.
– И мне в такую жуткую погоду приходится тащиться в школу! – трагически бормотал мальчик, жмурясь от ветра. – Ужас!
– Ничего не попишешь, сынок, не тебе одному. Вон уже и автобус! – Мама послала Чарли воздушный поцелуй и свернула за угол, к зеленной лавочке. – Удачи!
Чарли, пригибаясь от ветра, добежал до начала улицы, где и впрямь уже поджидал синий автобус, который отвозил в академию Блура учеников музыкального отделения.
Чарли записали на музыкальное только потому, что там когда-то учился его отец. А вот приятель Чарли, Фиделио Дореми, который занял ему место в автобусе и теперь приветственно махал рукой, тот, наоборот, был отменным музыкантом. При виде его неизменной жизнерадостной улыбки и взъерошенных кудрей Чарли стало как-то полегче на душе.
– Похоже, эта четверть будет просто скукотищей, – вздохнул Фиделио, – особенно по сравнению с теми приключениями.
– Честно говоря, ничего не имею против скукотищи – для разнообразия, – высказался Чарли. – Лично я в эти развалины больше не полезу.
Автобус выехал на мощеную площадь, посреди которой выгибали шеи каменные лебеди фонтана. С лебединых клювов свисали сосульки, крылья сверкали инеем.
– Ты только погляди, – кивнул на замерзший фонтан Чарли.
– В спальне, наверно, вообще морозилка, – ежась, предположил Фиделио. – Вот и будем как они, с сосульками на носу.
Чарли тут же пожалел, что не захватил грелку.
Тем временем на площадь выкатил еще один автобус, фиолетовый. Из него, болтая и смеясь, высыпали дети в фиолетовых плащах.
– Вон она! – показал Фиделио на девочку с ошеломительно-синими волосами, со всех ног бежавшую прямо к ним.
– Привет, Оливия! – крикнул Чарли. Оливия Карусел хлопнула его по плечу:
– Салютик, Чарли! Приятно видеть тебя целым и невредимым. Приветик, Фидо!
– Быть целым и невредимым еще приятнее, – заметил Фиделио. – Что еще за Фидо?
– А, я решила поменять тебе имя. Фиделио – слишком длинно, а Фидо звучит круто. Тебе что, не нравится?
– Какая-то собачья кличка, – недовольно ответил Фиделио. – Ладно, я подумаю.
На площади появился третий автобус, зеленый, и в толпе детей зазеленели плащи художников. Художники вели себя гораздо тише, чем музыканты, и уж точно скромнее, чем актеры, однако из-под зеленых плащей мелькал то разноцветный вышитый шарф, то свитер с золотой ниткой. И почему-то казалось, что эти тихие и скромные художники способны заварить кашу посерьезнее, чем шумные актеры и музыканты.
Над пестрой толпой нависала темная, мрачная громада академии Блура. По обе стороны величественных створчатых дверей высились островерхие башни, и, поднимаясь вместе с друзьями по широким ступеням, Чарли ощутил, как взгляд его невольно притягивает окно на вершине одной из башен. Недавно мама сказала ему, что ей показалось, будто за ними оттуда кто-то наблюдает, и вот теперь у Чарли возникло точно такое же чувство. Он поежился и поспешил за друзьями.
Массивные бронзовые двери уже стояли нараспашку, готовые поглотить детей. Как всегда, на входе у Чарли неприятно засосало в животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74