– А я-то думаю, зачем вы приехали.
– Не совсем. Она у меня случайно. Подумал, будет хорошей темой для разговора.
– А качество не очень, да?
– Вы эту девушку знаете?
Она склонилась над фотографией и сощурилась. Я придвинул подсвечник в виде ананаса поближе, чтобы на фото падало больше света.
– Лица толком не различишь. Но вроде знакомое. Интересно, как так может быть? – Маюми завороженно смотрела на снимок, будто перед ней хаотичная стереография, которая, если скосить глаза, превратится в трехмерную картинку.
– Нужна подсказка?
– Конечно, – сказала Маюми, не отводя глаз от фото.
– Она – гейша. По крайней мере, я так думаю.
– Конечно, гейша. Что еще?
– А как вы определили?
Маюми взглянула на меня и покачала головой:
– Что еще?
– Ее зовут Флердоранж.
– Ха! – воскликнула Маюми, хлопнув рукой по столу. Мой стаканчик подскочил, густая белая жидкость плеснула через край. Маюми добилась даже испуганного взвизга от одного молчуна в углу. – Я так и знала! – заорала Маюми. Затем спохватилась, умолкла и, нагнувшись, зашептала: – Я так и знала, что это она. Откуда у вас фото?
– Не могу сказать. Вы ее знаете?
– Еще бы. Но в последний раз видела много лет назад. Ну и дела. Поверить не могу, что это она, но это она. А кто мужчина?
– Не могу сказать, – ответил я. Сказать я, конечно, мог, но мне хотелось послушать, что скажет она.
– Ну, хотя бы где снимали? – Ее глаза так и бегали по снимку в поисках ответа.
– Не знаю.
– Так вы почти ничего не знаете, да?
– Потому я и здесь. Расскажите мне о ней.
И она рассказала. И ситуация запуталась окончательно.

Маюми познакомилась с Флердоранж, когда сама была еще юной майко. Однажды Флердоранж просто появилась в доме гейш из ниоткуда – искала место, дабы заниматься своим ремеслом. Весьма необычно, даже неслыханно: гейши, как правило, оставались в одном доме всю жизнь. Редкие исключения уходили и открывали собственные дома. Но никто не переходил из дома в дом – так не принято. Но она пришла.
Она выдала трагическую историю о том, как патрон кинул ее, когда она безвозвратно порвала со своим бывшим домом. Вообще-то суровая старая окамисан, внимательно выслушав, указала бы на дверь. Хозяйка привыкла к трагическим россказням; трагедии – норма жизни. И, естественно, окамисан с подозрением отнеслась бы к норовистой гейше, у которой хватило наглости нарушить протокол и поменять дома.
Но во Флердоранж было нечто такое, что завоевало сердце старой матроны. Выслушав ее. хозяйка отметила изысканные манеры и удивительную красоту новенькой. Если ей можно доверять, она как пить дать станет украшением дома. И из какого-то безымянного душевного сострадания окамисан решила дать новенькой шанс.
Другие гейши пришли в ярость. Они выдумывали всевозможные отвратительные истории, невероятные прегрешения, что привели эту женщину к такой судьбе. Конечно, гейши завидовали ее чарам и боялись конкурировать с ней за мужское внимание. Но еще больше они боялись гнева окамисан, и потому протестовали молча.
И Флердоранж, если можно так выразиться, приняли в дом.
Она была весьма неординарна, талантлива, с какой стороны ни посмотри. Она лучше всех играла на сямисэне, знала больше песен, чем все женщины вместе взятые, и обладала голосом, который даже самым пресыщенным патронам казался неземным. На ежегодных праздниках танца она поражала зрителей грациозностью па. Кто эта девушка? спрашивали все. Из какого она дома?
А когда узнали, наступил полный аншлаг. Месяцами – по два приема каждый вечер. Бурная активность приносила такие деньги, каких окамисан отродясь не видела. Вскоре даже майко оделись в кимоно из тонкого шелка, настолько щедры были дары дому.
Но за успех надо платить. Каждый день женщины кутили до глубокой ночи, затем просыпались и продолжали кутить – и это на них сказывалось. Голоса у них садились и скрипели от ежедневного пения. Глаза ввалились от недосыпа. На лицах чуть ли не каждое утро появлялись новые морщины. Мелкие обиды перерастали в огромные проблемы, и женщины еще упрямее плели козни друг против друга. Окамисан, наверное, замечала, но ее так обуял восторг материального успеха, что она махнула рукой.
Женщины все больше сатанели, злобились и обращали свой гнев на Флердоранж. Они понимали, что она – причина всех бед, проклятие на весь дом, и постоянно гадили ей по мелочам.
Но Флердоранж была выше мелочных склок. У нее для каждого находились добрые слова, и ночные кутежи не портили ей настроение. Она неизменно оставалась бодра, хотя всегда рассеянна и отстраненна. Временами на нее находила какая-то мечтательность, почти сверхъестественная отрешенность. Было в этом нечто пугающее, нечто самоуничижительное. В конце концов другие женщины к ней потеплели, но лишь после того, как Флердоранж совершила немыслимое.
После одной особо утомительной недели сплошных вечеринок девчонки были уже совсем без сил. Они изнывали под тяжестью церемониальных нарядов, и даже толстый слой макияжа не мог скрыть их усталости. Напряжение достигло предела, дом мог рухнуть в любую секунду.
И, как ни удивительно, Флердоранж – единственная, кто не поддавался утомлению, бывшая на нижней ступени официальной иерархии, – пошла на конфронтацию с окамисан.
Когда стало ясно, что она затевает, другие гейши не поверили своим ушам. Кто-то уронил изысканную чашку, и та разлетелась на куски, – этого, впрочем, никто не заметил, потому что всех заворожила стычка.
Флердоранж сказала окамисан, что девочки перетрудились и им нужен отдых. Матрона ахнула, ее лицо пошло красными пятнами, пока она выслушивала наглую просьбу Флердоранж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89