Старалась сама обуздать дикий нрав сына, а если не удавалось, то замаливала последствия выходок, часто очень дорогой ценой.— Прошу тебя, Масахито, — прошептала госпожа Ниу.На сей раз она бессильна помочь ему, если только...— Ты хочешь, мать, чтобы я отказался от удовольствий. Ты думаешь, полиция узнает про меня.— Масахито...Насмешливый голос сына хлестал словно плетью:— Ты хочешь, чтобы я держался подальше от летнего дома в Уэно. Ты хочешь, чтобы я...— Прекрати! — взвизгнула госпожа Ниу и прижала ладонь ко рту, чтобы не сказать лишнего.Как она ненавидела его сейчас!И как любила. Под маской злого озорства Масахито казался еще красивее, чем когда находился в добром расположении духа. Госпожа Ниу пожалела о том, что обожает сына. В противном случае она могла бы контролировать себя, как при посторонних людях, могла бы добиваться цели, как в любой другой обстановке. Сейчас она молила небо даровать ей спокойствие и разум. Только отбросив чувства, она сумеет подчинить сына своей сильной воле, которую, кстати, он унаследовал.Добившись нужной реакции, Масахито расслабился. Он погладил госпожу Ниу по щеке тыльной стороной ладони и нежно сказал:— Мать, ты напрасно беспокоишься. Бояться нечего. Полиция обнаружит в окружении Юкико достаточно много подозрительных личностей. Актера, которым она восхищалась. Отвергнутых поклонников. Да и вообще — Нориёси мертв, опасности больше нет. Скоро мы заживем так хорошо, как тебе и не снилось. Поверь мне.Госпожа Ниу наслаждалась редкостной минутой нежности. Она взяла его руку и крепко сжала. Ей хотелось умолять Масахито прекратить опасные забавы. Сделать это для нее, если уж не для себя. Страх за сына разрывал ей душу. Но она понимала: просьбы лишь разозлят отпрыска и он снова начнет ее мучить.Она ограничилась тем, что сказала:— Визит Сано Исиро встревожил меня. Я приняла его потому, что желала познакомиться с ёрики, который ведет дело о смерти Юкико. Теперь я сожалею об этом. Он оказался умным, чуждым условностей и настойчивым человеком. Тебе не стоило в таком тоне говорить с ним. Ты разжег в нем интерес. Кто знает, что ему удастся откопать, если он будет продолжать рыться в наших делах?— Сано Исиро? Да кто он такой? Просто мелкая сошка. Он не достоин даже того, чтобы о нем думать.Масахито освободил руку и угрожающе рассмеялся. К нему вернулись напыщенность и безрассудство, чего она боялась больше всего. Горящие глаза засверкали, тело напружинилось. В таком состоянии с ним бесполезно было говорить об осторожности. Он с вожделением ждал смерти, как когда-то наказания.«Он обрекает себя на мучение и страх, потом отходит и вновь ищет страданий», — скорбно подумала мать.— Я предприняла меры, чтобы удержать ёрики подальше от нас, — сказала госпожа Ниу, сопротивляясь подступающему ужасу: «Вдруг он умрет? Жизнь станет совсем пустой». — Судья Огю запретил ему вмешиваться. Но и мои возможности ограниченны. Я не хочу вызывать подозрений, прося слишком многого, особенно сейчас, когда тебе нужно затаиться. — «Надеюсь, в голосе не звучат просительные нотки». — Хотя бы на время.Масахито вздохнул.— Мать, мне не нужна твоя защита. Я знаю, что делаю, и могу позаботиться о себе сам. Если ёрики Сано станет и дальше создавать проблемы...Он взял тлеющий чернобыльник и, не обращая внимания на ее протестующий крик, с хохотом раздавил между пальцами. Конус рассыпался в прах и легким дымком осел на пол. Глава 12 Похоронная процессия тянулась по улицам Эдо, направляясь к реке восточнее храма Дзодзё.Впереди шли одетые в черное самураи, они несли на длинных палках белые фонари, за ними шли мужчины с гроздьями священных лотосов, сделанных из золотой бумаги. Далее монахи в оранжевых кимоно несли паланкин, где восседал настоятель в великолепной шелковой мантии. Остальные монахи размахивали благовонными палочками, звенели колокольчиками, били в барабаны и бросали на дорогу лепестки роз. Вслед за монахами шествовал господин Ниу. Он держал в руках похоронную табличку, походка была напряженной, лицо — мрачным. За ним плыл гроб — маленький белый домик с черепичной крышей, — носильщики облачены в черные одежды с вышитыми фамильными гербами Ниу. Потом шли носильщики с огромной бамбуковой клеткой, где щебетали птицы. Следом тащились монахи, монотонно распевая сутры. Позади шествовала вся семья с вассалами и слугами — мужчины в черном, женщины в белом.Чуть поотстав, двигались остальные участники процессии: шеренга за шеренгой сотни людей отдавали последние почести дочери великого правителя.Сано шагал среди них, облаченный в церемониальный наряд — белое шелковое нижнее кимоно, черное шелковое верхнее с вышитыми золотом семейными гербами в виде четырех переплетенных летящих журавлей на спине, груди и полах, свободные черные штаны и черное хаори с накладными плечами. Мечи в знак уважения к усопшей были обернуты в черную ткань. Сано рассчитывал, что костюм поможет ему затеряться в толпе и госпожа Ниу его не заметит.После ее предупреждения и выговора судьи Огю мысль о новой встрече с семьей Ниу наполняла Сано трепетом. Однако, узнав о связи Нориёси с этой семьей, он чувствовал, что должен еще раз встретиться с сестрой Юкико, Мидори. Возможно, доказательство, о котором она говорила, поможет выяснить личности жертв шантажа и убийцы. Как бывший учитель он знал, что дети часто выдумывают разные истории. Осторожность подсказывала, что необходимо воспринимать все, что Мидори говорит, с долей разумного скепсиса. И тем не менее вероятность того, что у нее в руках ключ к раскрытию убийств, была велика.Существовали и другие причины, почему Сано хотел улучить момент и побеседовать с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91