– Вот пару раз сходите в наступление на село да полежите на чистом поле под огнем противника, тогда поймете, зачем спешим отсюда. А вы откуда? С тыла или с соседнего участка? – спросил боец.
– С соседнего, – ответил я ему вслед.
– А мы от самой границы топаем. Вот только здесь подзадержались, обернувшись, крикнул боец.
Роты, раньше времени покинувшие оборону, внесли замешательство в ряды батальона капитана Дементьева. Многие из командиров и бойцов решили, что это отступление наших частей. Спустившись в долину, мы потеряли из вида очертание села, которое просматривалось, когда еще выходили из мелколесья. Перед нами высилась насыпь осушительного рва, скрывающего село. Взвод дошел до рва и залег за ним, наблюдая за местностью, которая лежала между рвом и селом. Между нами и селом, расположенным на высоком берегу реки, проходила низкая равнина. Разглядеть в предутренних сумерках позиции, которые мы должны занять, было невозможно, так как над речкой и рядом стоял густой туман.
– Видно, немцы прохлопали отход наших, – сказал Богданов, вглядываясь в долину и село. Он приказал от каждого взвода послать вперед разведку и в самое ближайшее время скрытными путями занять оставленные блиндажи и окопы. Наш взвод благополучно добрался до передовых траншей.
Рядом обнаружили просторный, но до предела захламленный блиндаж. Юрченко осветил его фонариком. Чего только здесь не было! Валялись старые окровавленные бинты, клочки разных бумаг, гильзы от патронов, ржавый, помятый котелок, стоптанные ботинки и прочее барахло. Сориентировавшись в обстановке, Юрченко выставил в опасных местах два расчета с ручными лулеметами и боевое охранение. С рассветом взвод стал осваивать свои позиции.
Нас волновало, где расположить минометные расчеты. Вокруг все было голо: ни кустика, ни бугорка, ни балки. Да если бы они и были, то противник давно бы засек все это и пристрелялся. Видно, здесь он не проявлял большой активности. К этому выводу пришли все. Иначе как можно посылать на серьезный участок уже потрепанный и не пополненный людьми батальон? В то же время состояние батальона никак не соответствовало той задаче, о которой говорил политрук Сытников, – активной обороне. Здесь словно на ладони позиция крайне невыгодная и для обороны, и для наступления.
Первый день на новом участке прошел спокойно. Личный состав посвятил его обустройству блиндажа и позиций, а я с Юрченко занимался изучением своей обороны и позиции противника. Но без хорошей разведки трудно было узнать, как укрепился в селе немец, где и какие у него огневые точки. Наши предшественники ничего нам не оставили. Разве командир батальона располагает чем-то. У него с командирами рот почти-весь день шли какие-то совещания, и в первый день Богданов даже не побывал во взводе.
Вечером посыльный из роты принес почту. На этот раз танцевать пришлось и мне. Я тут же сел читать, долгожданную весточку.

Белый бор

Вечером в блиндаж минометного пришли Богданов и Сытников. Осмотрев, как мы устроились, они говорили с бойцами о том о сем. Мы с Юрченко насторожились. Даром комроты и политрук не придут. Мы ждали серьезного разговора. Сев за стол рядом с коптилкой, сделанной из гильзы снаряда, Сытников начал разговор о том, что на нашем участке решается задача сковать резервы немецкой армии, которые могут быть переброшены на Московское и другие направления.
– Почему немец не ведет активных действий против нас? С тех позиций, которые занимает батальон, противнику ничего не стоит сковырнуть нас. Но он этого не делает. Почему? Потому что сам занимает выгодное положение. Удержать село можно небольшими силами. Главное командование Германии скребет все, чтобы усилить основные направления. По данным полковой разведки, с соседнего участка снято до батальона пехоты, которая направлена под Москву. С нашего участка в не известном еще направлении снялась артиллерийская 'батарея. Дело батальона – сковать здесь войска противника и заставить его не отдавать, а просить резервы. А это можно сделать только активными, наступательными действиями. Например, немцы постараются сделать все, чтобы не потерять Белый Бор. Если им это будет угрожать, они не снимут отсюда ни одного солдата, – говорил Сытников.
После него в разговор вступил Богданов. Он говорил о конкретных вещах. Завтра должно начаться наступление на Белый Бор. Но точных данных об обороне противника нет. Поэтому наступление начнется с разведки боем. Богданов изложил план действий разведки, в котором большая роль отводилась минометчикам. Я решил до сна написать родным письмо.
За столом сидел наводчик Копылов. В последнее время он был какой-то потерянный, неразговорчивый, постоянно писал письма. Когда я подсел к столу, перед Копыловым лежала уже стопка треугольников.
– Куда это ты столько? – спросил я.
– Да всем написать надо, что я еще жив, – с какой-то грустью сказал он. Я понял, что с парнем что-то неладное.
„Может, нехорошее предчувствие?“ – мелькнуло у меня. Обычно перед тем, как погибнуть, люди становятся какими-то другими, замыкаются. Это я наблюдал за последнее время не раз. Думая о Копылове, вспомнил то, что мне приснилось после бани. Не знаю почему, но у меня стало тревожно на душе: неужели и со мной что-то может случиться? Я пытался отогнать эту тревогу, думать о другом, но ничего не получалось.
– Неужели и у меня предчувствие? – тревожился я. Но постепенно сумел отогнать этот необычный для меня приступ тревожной грусти.
Написав письмо, свернув его в треугольник, я лег на нары, но не спалось. Стал размышлять о том, что говорил Сытников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47