И в дом, где жили Татьяна Григорьевна и Пушкин («Самый похожий!» – это на репродукции тропининского этюда, висевшего в ее изголовье: неприлизанный, с бакенбардами, наспех расчесанными мокрой щеткой), – просто должен был, наверное, явиться в те годы новый поэт и новый гость по имени Булат ОКУДЖАВА.

КАК БЫЛО

«Прочитала только что полученное письмо Ваше, – сообщала мне Цявловская 12 мая 1967-го. – Отвечать буду потом – очень много дел всяких, самых неожиданных. Назову два. У меня уже с неделю лежит киносценарий Булата Окуджавы о Пушкине!.. О Пушкине в Одессе». Восклицание – от удивления и необычностью жанра, и неслыханной авторской дерзостью. Да еще – совпадением с волновавшим ее сюжетом: любовь к Е. К. Воронцовой в судьбе и поэзии Пушкина. Это тема ее большой неопубликованной статьи…
Занятно: следующее после Окуджавы срочное дело тоже связано с Одессой, и в ее сообщении я впервые вижу рядом два имени пока еще не сблизившихся или даже незнакомых людей: «Второе. Эйдельман привез из Одессы копию воспоминаний о Пушкине некой Еропкиной, лежащих в рукописном отделе Одесского университета…» Но рукопись Окуджавы – дело номер один. (И для него, как он потом признается, выбор был не случаен: в чем-то Одесса была «автобиографична».) Сроки поджимают: ему, видимо, посоветовали в «инстанциях» апробировать свой труд у Цявловской, члена Пушкинской комиссии Академии наук…
Название киносценария (авторы Б. Окуджава и О. Арцимович) – «Частная жизнь Александра Сергеича» – просто сразило ее, не одобрявшую вересаевской готовности в «Пушкине в жизни» перемешивать истинные свидетельства о поэте с сомнительными анекдотцами. Воспитанная «пламенным» пушкинистом Цявловским, которого тот же Вересаев назвал «священнослужителем божества», она понимала, что Пушкин мог на это воскликнуть, как его Моцарт: «Ба! Право? Может быть… Но божество мое проголодалось». Но – Пушкин у Окуджавы, который, глотая устриц, говорит, чтобы слышала Амалия Ризнич: «Ах, хороша была! Должно быть, барышня… А ну-ка эту… – И проглотил вторую. – Какая упругая… Кокетка! – и запил вином. И снова глотая: – А эта – замужняя дама… Еле проглотил… Однако вкусно…» Амалия пожала плечом: «Эк, вы не великодушны с дамой». Пушкин – одна из первых реплик которого вслед убегающей девицы: «Ну, не дура ли?.. Такой вечер. Вот дура… Счастья своего не понимает!» Пушкин – в первом же кадре! – голый на пляже, прыгающий на одной ноге, стараясь вытряхнуть из уха воду… Пушкин – видящий в окно девушку с золотистыми волосами – «Александр Сергеевич слюну проглотил…»
О пережитом шоке Татьяна Григорьевна рассказала мне в подробном, как всегда, письме: «Первое чтение ошеломило меня пошлостью, и я хотела написать разгромный отзыв. Но второе чтение – и особенно третье, когда я уже скользила глазами… могла спокойно и беспристрастно увидеть очень хорошую общую идею („Берегите нас, поэтов, берегите нас…“ – знаете? Его, Окуджавы, стихотворение – напечатано в интереснейшем № 3 журнала „Звезда Востока“, Ташкент»), много тонкого, острого, верного понимания Пушкина и окружения его – дружеского и враждебного. Мастерского воспроизведения, то бишь угадывания, речи и Воронцова, и Вяземской, и Гурьева. Сегодня хожу по комнатам и мучаюсь – как написать… Что – знаю».
«Брат Плетнев! Не пиши добрых критик!» – это очень серьезный завет Пушкина. При моей легкой воспламеняемости мне это надо особенно помнить. Но при втором чтении я трезво смотрю на вещи… У меня нет этого безошибочного твердого мнения с начала… Вот отрицательные рецензии удаются даже людям, не умеющим хорошо думать…» А по другому поводу – признавалась: «Я написала с маху, как всегда – слишком одобрительно, но, по-моему, это грех небольшой. Так мало у нас хвалят молодых, так это им нужно, жизненно необходимо. А хулители всегда найдутся».
Что же делать со сценарием Окуджавы? Планом она делится таким: «Признать достойным показа, одобрить то-то и то-то, требовать снять (в редакторском смысле слова, то есть – убрать) все пошлости (Пушкин – сатир и пошлый…), вплоть до заглавия: „Частная жизнь Александра Сергеича“. Рецензию начала с отмеченного ею парадокса: „Изображение жизни выдающегося человека… вдвое труднее, когда автор выбирает в герои поэта. Во сто крат труднее, когда герой этот – Пушкин. То обстоятельство, что автором сценария является талантливый поэт, вселяет надежду, что сценарий будет написан с тонким пониманием образа Пушкина. Однако заглавие фильма сразу настораживает. В нем слышится вызов тем, кто ждет от сценария воплощения образа великого поэта“.
Но теперь в первую очередь прорывается ее сочувствие автору, одобрение главной мысли и сюжета сценария (это «в сущности противопоставление двух станов – врагов Пушкина и друзей его»). Сумев себя преодолеть, она восхищается впервые ей открывшейся окуджавской прозой! Вот описание Воронцова и его окружения: «Впереди – граф Воронцов (его Александр Сергеич узнал мгновенно), – стремительный и прекрасный, с подзорной трубой, похожий на Петра Великого, закладывающего Петербург. За ним, на расстоянии локтя, полукругом – его приверженцы. Все молоды и горячи. Он проходил по тропинке, которая вилась ниже той, где стоял Александр Сергеич со своей палкой, в нелепой рубахе, маленький какой-то, и смотрел, как они спускались к морю». Что ж, «основные черты личности Пушкина – вольнолюбие, независимость, чувство личной чести, доверчивость, импульсивность, доброта – выражены в сценарии убедительно и пластично».
Посылая мне выстраданный ею результат – 12 страниц на машинке, – она писала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100