- А мне этот княжеский родственник действует на нервы. Любой человек должен, по мере возможности, обслуживать себя сам, а не пользоваться трудом других столь же хороших людей, как и он сам, чтобы те, извиняюсь за выражение, ковыряли ему в носу. У моих стариков в домике на Повислье никаких прислужников не было. А я, нынешний боцман, носил воду ведром, и корона у меня с головы не слетела, - защищался моряк. - Зачем нам расходовать напрасно тяжело заработанные деньги?
- Вы совершенно правы, боцман, но ничего с этим мы поделать не сможем. Тут что ни город, то норов, что деревня, то обычай, так что лучше не смотрите косо на Пандита Давасармана, потому что ничего путного из этого не выйдет, - вмешался Томек.
- Ну да шут с ним. Я запру пасть на замок, а вы его как-нибудь задобрите, - примирительно сказал боцман.
В комнату вошел Удаджалак. Он встал, словно по команде "смирно", и отрапортовал:
- Пришел наш новый бабу, желают ли благородные господа побеседовать с ним?
- Вольно, сержант, вольно, мы обыкновенные гражданские люди, и нам ни к чему устраивать лишние церемонии, - отозвался боцман, словно уже забыл, что только что обещал не вмешиваться в разговоры с индийцами.
Вильмовский толкнул его под столом. Удаджалак весело улыбнулся и ответил:
- Слушаюсь, благородный сагиб, большое спасибо! Могу ли я ввести переводчика?
- А где же Пандит Давасарман? Он руководит нашим караваном, и переводчик должен прежде всего обратиться к нему, - сказал Вильмовский.
- Пандит Давасарман приказал мне представить нового переводчика вам, - был ответ.
Вильмовский и Томек с укором посмотрели на боцмана. Тот тоже понял, что Пандит Давасарман обиделся.
- В таком случае пусть переводчик войдет, - согласился Вильмовский.
Удаджалак отворил дверь и кивнул головой, приглашая кого-то войти. В комнату вошел переводчик, он же проводник. Это был не очень высокий мужчина, одетый в толстый плащ из грубого сукна, перетянутый кожаным поясом с серебряными насечками. На ногах бабу носил валенки. Из-под фетровой шапки с поднятыми вверх наушниками на плечи мужчины спускались две черные косички с вплетенными в них красными ленточками. За поясом был заткнут кукри, то есть короткий нож с широким лезвием, распространенный среди гуркхов.
- Я ваш новый переводчик, сагиб, - тихо сказал мужчина.
Путешественники с удивлением взглянули на него, потому что им показалось знакомыми его лицо и голос.
Томек встал от стола и быстро приблизился к переводчику. Он заглянул ему прямо в глаза, потом отступил, еще более удивленный. Переводчик расхохотался, довольный произведенным эффектом.
- Ты не ошибаешься, сагиб, это я с сегодняшнего дня ваш переводчик, - весело сказал он.
- Пандит Давасарман! - одновременно воскликнули Вильмовский и боцман.
- Что значит этот маскарад? - смеясь, спрашивал Вильмовский.
- Ах, чтоб его кит проглотил! Я никогда бы не поверил, что одежда может так изменить человека. Только голос тебя выдал, Пандит.
- С сегодняшнего дня я являюсь вашим переводчиком, а Удаджалак - гонцом. Я с самого начала предполагал занять для нас эти места, потому что все сразу же обратили бы внимание на индийцев, путешествующих в обществе белых сагибов. А мне кажется, что чем меньше будут говорить о нас, тем будет лучше. Всякого рода известия распространяются в Азии с быстротой молнии, несмотря на то, что передаются только из уст в уста.
- Почему же вы вчера не сказали нам об этом? - спрашивал Вильмовский.
- Я хотел проверить, узнаете ли вы меня в этой одежде. Одновременно я вас прошу называть меня с этой поры только "бабу". А теперь - в дорогу!
- Ехать, так ехать, - сказал боцман, нехотя вставая из-за стола.
Вскоре все очутились во дворе караван-сарая. Кроме пяти верховых и пяти вьючных лошадей, они застали там троих погонщиков мулов, троих служителей и повара. Путешественники, Давасарман и Уджалак приторочили к лукам седел карабины и, не мешкая, вскочили на коней. Лошадиные копыта глухо зацокали по мостовой. Уже светало.
Сразу за деревней караван проехал по мосту на другой берег бурного, вспененного Инда. Довольно удобная до того дорога, теперь перешла в тропинку, вьющуюся вдоль берега реки.
Лошади путешественников брели по следам старых лавин, осторожно переступали через предательские трещины, въезжали в лесные долины, наполненные пением птиц, и снова взбирались вверх по каменистым тропам. Во время трудной езды путешественники мало говорили друг с другом - так как шум реки заглушал слова.
На ночь они разбивали палатки на небольших лужайках. Утомленные путешественники спали так крепко, что не обращали даже внимания на возможность медвежьих визитов. За четыре дня они миновали расположенные у дороги станции Канган и Гунд, после чего пересекли Гагангир и Сонамерк, то есть "желтые луга". Такое название луга получили от желтых цветов шафрана, покрывающего горные поляны. Вдали, в горах, искрилась белизна снегов, а холодный ветер, резкими порывами бьющий в лицо путешественников, вынудил их надеть тулупы и валенки.
На отдых путешественники остановились в деревне Балтал, расположенной в обширной котловине, со всех сторон замкнутой мощными стенами скал. Здесь повсюду царила роскошная тишина, особенно приятная после шума горного Инда, который они оставили позади. Поселение, хотя оно и называлось деревней, состояло всего из трех жалких хижин. Путешественники разбили палатки неподалеку от них. Несколько часов они отдыхали у костра, и даже едкий дым не мешал им. На дрова тут рубили карликовую березу.
Деревушка Балтал была последней в Кашмире. Прямо за ней врезался в небо хребет Западных Гималаев, самых высоких гор в мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98