Но, кажется, никто не обиделся. Римские нравы очень отличаются от наших, мантуанских и феррарских. Воображаю, что бы ты сказала, дорогая сестра, если бы очутилась в этой танцевальной зале, посреди этих карликов, которые всюду следовали бы за тобой и осыпали своими неприличными словечками! Вот Лукреция – другое дело. Она их воспринимает с высочайшим чувством юмора. Впрочем, хорошее настроение вообще не покидает ее с тех пор, как мы выехали из Пезаро».
Прочитав это письмо, Изабелла пришла в ярость.
– Идиот! – воскликнула она. – Этот мальчишка пишет, как какой-то обезумевший от счастья любовник! Учитывая ее репутацию, вполне может быть, что так оно и есть.
Она показала письмо Альфонсо, попыталась пробудить в нем возмущение. Тот остался по-прежнему равнодушен.
Когда Лукреция была в Римини – том самом городе, где она вместе с Ферранте открывала бал, – в замок прискакал слуга, спешивший сообщить тревожную новость.
Первым человеком, которого он увидел, был Ферранте, и слуга упал ему в ноги, умоляя выслушать. Мадонна Лукреция находится в величайшей опасности, причитал он.
– Неужели? – спросил Ферранте.
– Мой господин, за городом ее поджидает группа вооруженных людей. Их привел Каррачьоло.
– Каррачьоло! – воскликнул Ферранте.
– Могу я кое-что напомнить моему господину? Каррачьоло был помолвлен с девушкой по имени Доротея да Крема, которую похитил Чезаре Борджа и о которой с тех пор нет никаких известий.
– Ты хочешь сказать, что этот человек намеревается похитить мадонну Лукрецию?
– Вполне может быть, мой господин. И, возможно, сделать с ней то же самое, что Чезаре Борджа сделал с его суженой.
Ферранте, не теряя времени, поспешил к Лукреции и рассказал об услышанном. Лукреция побледнела – мысль о насилии ужаснула ее.
Ферранте бросился на колени и объявил, что будет защищать ее, не щадя своей жизни. Она не слушала – думала о Доротее, которая отправилась в путешествие, похожее на ее нынешнюю поездку, но так и не добралась до места назначения.
Она понимала чувства этого мужчины, Каррачьоло. И знала, что ждет ее, попадись она ему в руки.
Вошла Элизабетта. Ферранте мгновенно вскочил с колен.
И, не переводя духа, выпалил о том, что услышал от слуги.
Элизабетта пожала плечами.
– Вероятно, чья-нибудь неудачная выдумка.
Но на ее лице промелькнуло выражение удовольствия. Она ненавидит меня, решила Лукреция. Надеется, что окажусь во власти Каррачьоло.
Злорадство этой женщины испугало ее не меньше, чем новость, которую сообщили ей.
Она подумала: я – Борджа; грехи моей семьи – мои грехи. Что если они сейчас настигают ее… что если на самом деле нет никакого выхода?
Ночь выдалась бессонной. Лукреция до утра не сомкнула глаз – ворочалась в постели, смотрела то в потолок, то в окно и каждую минуту ждала криков с улицы, стука копыт и грубых окликов, требующих ее выдачи.
Перед рассветом весь город окутал густой туман, и она настояла на том, чтобы под его прикрытием путники незаметно выскользнули из Римини.
Слуги быстро снарядили повозки, и кортеж без лишнего шума двинулся в путь – по дороге Эмилия, что вела в Болонью.
Когда туман рассеялся, они остановились и посмотрели назад. Там не было никаких признаков погони.
Лукреция вздохнула с облегчением, но Элизабетта решила не давать ей расслабляться.
– У меня для вас новость, – сказала она. – На свадьбу приедет Джованни Сфорца.
– Он не посмеет это сделать!
– Посмеет. Он еще неделю назад объявил о своих намерениях. И, не сомневаюсь, спешит раньше нас оказаться в Ферраре.
Лукреция пытливо взглянула на свою спутницу. Ей показалось, что это Элизабетта и ее подруга Изабелла, в которой она теперь видела своего главного врага, подстроили присутствие Джованни на предстоящей свадьбе.
В Болонье ее встречали члены правящей семьи Бентивольо. Они торжественно проводили Лукрецию в чудесный особняк на окраине города, который приготовили специально для нее.
В доме пылали свечи, весело потрескивало пламя в очагах. Лукреция и ее свита с наслаждением отогревались и узнавали о все новых увеселениях, которые были назначены в честь их приезда. Впрочем, первый день путники решили посвятить отдыху – переодеться и спокойно посидеть у огня.
Анджела и Джиролама помогли ей сменить туалет. Обе не переставали говорить о том, что находятся вблизи границы Феррары и их утомительная поездка скоро закончится; вспоминали об оказанных им приемах, о тех многочисленных золотых и иссиня-черных флагах, которым встречали Лукрецию люди, знавшие о ее излюбленном сочетании цветов.
– Ах, кузина, – сказала Анджела, – не иначе, вся Италия любит вас. Чем же еще можно объяснить такой энтузиазм? Только любовью!
– Любовью… или страхом, – угрюмо заметила Лукреция.
Джиролама сказала:
– Я даже во сне слышу их голоса. Слышу, как они кричат: «Герцогиня! Герцогиня! Да здравствует герцогиня!» И так без конца.
– Они влюбляются в вас сразу, как только видят перед собой, – настаивала Анджела. – Достаточно вам проехать мимо – и они замирают от восхищения.
– Скорее от удивления, – сказала Лукреция. – Только потому, что у меня не змеи вместо волос и глаза не превращают их в камень. Но я все равно кажусь им Медузой Горгоной.
– Ах, зачем вы так говорите? Чем больше дурного они слышат о вас, тем больше любят. У вас вид… просто ангельский! Да-да, другого слова и не подберешь.
– Моя дорогая кузина, ты смотришь на меня глазами девушки, которую зовут Анджела Борджа. А я пришла к заключению, что все Борджа друг в друге не видят ничего кроме самого совершенства… Увы, люди смотрят на нас иными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93