В комнате Дайаны Долфин по прозвищу Акула пахло дезодорантом; ее проволочная сумочка лежала на сейфе рядом с экземпляром «Файнэншл таймс».Эта женщина была одной из тех вечных невест Цирка, за которой все не прочь поухаживать, но замуж никто не берет. Да, сказал Питер устало, оперативные документы находятся теперь в ведении Лондонского Управления. Да, он понимает, что те времена, когда деньги можно было разбазаривать направо и налево, прошли.– В общем, мы разберемся и дадим вам знать, – в конце концов объявила Акула, что означало: она пойдет и проконсультируется у Фила Портоса, который сидит в кабинете рядом.– Я передам Лодеру, – – сказал Гиллем и вышел. «А теперь пошевеливайся», – подумал он.В мужском туалете он подождал секунд тридцать возле умывальников, наблюдая за дверью через зеркало и прислушиваясь. На всем этаже повисла какая-то странная тишина. Лаван, – подумал он, – ты что-то стареешь, а ну, пошевеливайся. – Он прошел через коридор, смело шагнул в комнату дежурного офицера, с шумом хлопнул дверью и огляделся. Он рассчитал, что у него есть десять минут, и еще подумал, что хлопнувшая дверь в такой тишине произведет меньше шума, чем аккуратно прикрытая. – Пошевеливайся".Он принес с собой фотокамеру, но освещение было ужасным. Окно, забранное тюлевой занавеской, выходило во внутренний двор, полный почерневших труб. Он не рискнул бы включить лампу, даже если бы она была у него с собой, так что приходилось рассчитывать на свою память. Кажется, ничего здесь особо не изменилось со времен переворота. Раньше этот закуток служил в дневное время комнатой отдыха для девиц, подверженных депрессиям, и, судя по запаху дешевых духов, продолжал сю оставаться и сейчас. Вдоль одной из стен располагался диван, который на ночь раскладывался в плохонькую кровать; рядом стояли ящик-аптечка с облупившимся красным крестом на дверце и отживающий свое телевизор. Стальной шкаф находился на своем прежнем месте, между распределительным щитом и запертыми на замок телефонами, и Гиллем направился прямо туда. Это был старый сейф, который можно было открыть консервным ножом. На этот случай Питер захватил с собой отмычки и пару легких инструментов. Затем он вспомнил, что комбинация всегда была 31-22-11, и решил попробовать: четыре щелчка против, три по часовой стрелке, два против и затем по стрелке, пока не сработает пружина. Наборный диск был таким заезженным, что едва ли не сам поворачивался куда следует. Когда он открыл дверцу, со дна выкатилось облако пыли, затем медленно расползлось по направлению к темному окну. В ту же секунду он услышал отдаленный звук, будто кто-то взял ноту на флейте. Скорее всего, просто где-то на улице притормозил автомобиль или в здании колесо тележки для документов взвизгнуло, скользнув по линолеуму, но на секунду ему почудилось, будто это одна из тех печальных протяжных нот, которые звучат, когда Камилла играет свои гаммы. Она могла начать музицировать, когда ей в голову взбредет. В полночь, рано утром – когда угодно, наплевать на соседей. Казалось, нервы у нее полностью атрофированы. Он вспомнил их первый вечер: «С какой стороны кровати ты спишь? Где мне положить одежду?» Он втайне гордился тем, что обладает определенным умением в интимных делах, но Камилла в этом совершенно не нуждалась: техника секса, в конце концов, не что иное, как компромисс, компромисс с действительностью, она бы даже сказала, попытка бегства от этой действительности. Так что пусть лучше он избавит ее от всех этих премудростей.Журналы дежурств лежали на верхней полке, переплетенные в тома, с указанием дат на корешках. Они были похожи на семейные гроссбухи. Он снял с полки том за апрель и стал изучать оглавление на внутренней стороне обложки, не переставая думать о том, видит ли его кто-нибудь из копировальной лаборатории на противоположной стороне двора, и если видит, то что за этим последует. Он начал просматривать записи, отыскивая отчет о дежурстве в ночь с десятого на одиннадцатое – именно тогда якобы имел место обмен радиосообщениями между Тарром и Лондонским Управлением. Смайли просил его обратить внимание: телеграмма из Гонконга должна быть зарегистрирована девятью часами раньше, потому что как запрос Тарра, так и первый ответ из Лондона были отправлены в нерабочие часы.Из коридора вдруг послышались приближающиеся голоса, и на мгновение Питеру почудилось, что он различил среди них брюзгливый провинциальный акцент Аллелайна, отпустившего какую-то плоскую остроту. Однако сейчас было не до фантазий. У Гиллема на всякий случай было заготовлено кое-какое оправдание, и какая-то часть его естества уже поверила в это. Если его застукают, он поверит в нее полностью, так что, если в Саррате его станут допрашивать, наверняка найдутся пути для отступления. Гиллем никогда ничего не начинал, не придумав заранее алиби. И тем не менее в тот момент его обуял настоящий ужас. Голоса смолкли, призрак Перси Аллелайна исчез вместе с ними.По груди Гиллема заструился пот. Мимо прошмыгнула какая-то девица, мурлыча под нос песенку из фильма «Волосы». Если Билл услышит, он тебя убьет, подумал он. Вот уж чего не стоит делать в присутствии Билла, так это напевать под нос: «Что ты здесь делаешь, изгнанник?»Тут, к своему мимолетному изумлению, он и вправду услышал взбешенный рев Билла, донесшийся бог весть откуда: «Прекратите эти завывания! Что это там за идиот?»Пошевеливайся. Если остановишься, то начать снова уже не сможешь: это что-то сродни страху перед публикой, из-за которого можно забыть роль и уйти ни с чем и из-за которого пальцы горят при прикосновении к тому, что потом может стать уликой, и судорогой сводит живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136