Доровских принадлежал к поколению, носившему золотые погоны, отмененные после 1956 г. Настоящий офицер тогда брезговал командовать солдатами, ими командовали сержанты – «унтера». Призывали на три года, а служили сколько мамка Родина прикажет. Старший лейтенант Доровских являлся пред солдатами, как Лик Божий, в ореоле золотых погон. Серая солдатская масса (многие по-прежнему неграмотные) цепенела.
Как он ненавидел солдат! Будучи дежурным по части, даже ночевать ходил в гостиницу, чтобы в дежурке не спать – там пахло солдатами. В должности ЗНШ Доровских имел отдельный кабинет, я туда приходил прятаться. Купишь ему «Примы», он сначала взгреет, а потом начинает рассказывать «за жизнь». А если ещё и шкалик поставить!..
Доровских числился ЗНШ по связи, но был невыразимо далек от связанных с этим технических проблем и глубоко презирал любые формы связи, кроме личного общения. Как-то командир полка вызвал его к себе:
– У меня ни один телефон не работает!
Доровских его внимательно выслушал:
– У меня тоже.
Молодой перспективный майор потерял дар речи. Понял – любые претензии к Доровских беспочвенны, телефон все равно работать не будет. Пошел другим путем – вызвал связистов.
С Доровских прощались на разводе. Дали «черную» (мельхиоровую) медаль «Ветеран Вооруженных Сил». Юбиляр её выбросил в кусты. Кто-то увидел и донес замполиту. Тот попытался вразумить Доровских:
– Вам её Родина дала, товарищ майор!
На что услышал:
– Иди ты на хуй со своей родиной и со своей медалью.
Это были его последние слова в полку.
Доровских подготовил себе достойную замену. Дали ему ст. лт. Новикова. Исполнительный, технически грамотный специалист за полгода сидения с Доровских в одном кабинете превратился в монстра. С трудом сдали в академию – как человека можно разложить!
Майор Цацурин, зам. по вооружению группы, был крепок, летом мог выпить флягу спирта. Имел железное правило: подчиненных нужно давить. На семинарах по правилам работы с подчиненными на почве своих убеждений он не раз вступал в дискуссию с фарисействующими политработниками, проповедовавшими любовь к подчиненным. Как-то он допустил довольно крупный просчёт по службе – не так установил какой-то агрегат на «изделие». Проверяющий напустился:
– Вы что, товарищ майор, не допонимаете? Как ваша фамилия?
Посмотрел: рожа свекольная, глаза маленькие, злые-злые, хотя сам добряк.
– Майор Сумавыживалов!
Проверяющий понял. Пришла очередь нашему майору идти на повышение:
– Пойдете замом по испытаниям?
– Не. Нет резона. Сколько получает зам. по испытаниям? Восемьдесят литров на квартал, а я шестьдесят в месяц. Какой мне резон идти на подполковничью должность?
Комиссия с ним согласилась. До конца пробыл на майорской должности.
Майор Донченко выбился из капитанов, учился в Харьковском военном институте заочно. Рожа, как каленый екатерининский пятак. Совершил подвиг – мастерски разгрузил ракету и затащил её в учебный корпус, чем поверг в изумление «яйцеголовых». Умело маневрировал пультом и погрузчиком, солдаты только выломали стену в корпусе. После этого ездил в Харьков только за дипломом.
Институт в Харькове, где ракетчики получали высшее образование, служил притоном. Принимали туда без экзаменов, по направлению. Брали всех желающих, потому что институт, как и майорское звание, не давал возможности вырваться из полигона. Овчаренко (кличка «Жолдас»), из прапорщиков, возвратился через три дня после начала сессии, весь в бинтах, как кукла, разве что кровавый след за ним не «тянется по сырой траве». Пришел донос: устроил драку в доме офицеров, сорвал карниз и пошел с ним «наперевес». На суде чести Овчаренко заявил:
– Я не опозорил чести полка и бился до тех пор, пока какая-то блядь не ударила меня сзади по голове.
В Харьковский госпиталь его не приняли, забинтовали голову и посадили в поезд Харьков-Ташкент. На суде отделался общественным порицанием. Куда ты без него денешься – «мазист», у него кран в подчинении. Полк убытка не потерпел. Ну выгнали его из Харькова – будет на кране сидеть, по нарядам шариться… Он и старший лейтенант Иванов в ответственный момент, когда приходит специзделие, садятся за рычаги кранов. Его не выгнали даже тогда, когда он украл ящик с зипом, обвязал его матрацем и выбросил с третьего этажа из окна каптёрки, чтобы меньше было свидетелей. Внизу как раз проходил зам. по вооружению… Матрац его и спас. Зам был ушлый. Хотя и пострадал, сразу же развернул матрац и увидел на ящике надпись черными буквами 15А30. Верный долгу, держась за голову, побрёл наверх. Только открыл дверь каптёрки, как «Жолдас» себя выдал:
– Не я!
К ребятам, пытавшимся усовершенствовать воинские знания, относились очень плохо. Ещё в войну товарищу Сталину стало ясно, что обучение всей этой публики военному делу себя не оправдывает. Представьте себе заместителя командира полка по инженерно-технической части или зама по вооружению. Пока те делили спирт и не вмешивались в технические моменты, машины ездили и ракеты летали. Экзамены в академию принимались на площадке. Приезжала комиссия из Москвы, оценки выставлялись в зависимости от количества спирта. Подобным образом избавлялись от ненужных. При мне поступили несколько человек – замполиты, начальник узла связи. Каково же было разочарование пытавшихся вырваться, когда по окончании академии их выпинывали назад на полигон.
У меня был конкурент по соцсоревнованию Лапшин. Захотел он слинять от братвы в Москву, нащупал лапу. Стали замечать, что он по утрам в мотовозе, когда все спят или играют на деньги в карты, кости, домино, читает учебники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102