Работа в ресторане и занятия с Грэтхен занимали все ее время, и дни пролетали так быстро, что даже становилось немного страшно.
Иногда в ресторан приезжали ее бывшие одноклассники, которые удивляли Фрэнсин своим дружелюбием. Очевидно, в их глазах она сделала большую карьеру, стала известной актрисой. О ее незначительной роли в мыльной опере они говорили с забавной смесью зависти и благоговения.
Все это казалось Фрэнсин странным: она до сих пор помнила, как многие из них жестоко преследовали ее: «ноги-зубочистки», «тощая сиротка». Больше, чем кто-либо другой, Фрэнсин знала, как жестоки могут быть дети по отношению друг к другу. Она была среди них белой вороной. Отчасти по причине того, что у нее одной в классе не было родителей. А всевозможные различия всегда разъединяют детей. Другая причина заключалась, видимо, в том, что Поппи обладал репутацией брюзгливого, неуживчивого человека и все городские дети побаивались его.
Однако теперь эти дети выросли и жаждали стать доверенными «телезвезды» из Нью-Йорка. Фрэнсин с трудом сдерживала раздражение. Они остались такими же детьми.
Зазвенел колокольчик. Фрэнсин подняла голову и, увидев, что в ресторан входит Трэвис, мгновенно напряглась. Они не встречались с того времени, как поцеловались на кукурузном поле.
Пару дней после этого она провела, прилежно стараясь не думать о случившемся. Но едва поздоровалась с ним, как губы ее защипало, словно они вспомнили все удовольствие и весь жар того поцелуя.
– У тебя такой вид, словно ты погрязла в работе, – тепло улыбнулся ей Трэвис.
– Ты хочешь сказать, что у меня такой вид, будто я вообще не работаю, – парировала она, затем встала и обошла стойку.
Он опустился на табурет напротив нее.
– Можно выпить чашку кофе?
– Конечно, хотя из кухни уже ничего заказать нельзя. Мы закрываемся. – Она повернулась, чтобы взять чашку и кофейник.
– А как насчет кусочка яблочного пирога?
– Нет проблем, – ответила Фрэнсин и налила ему кофе, а потом принесла требуемый десерт.
– Фрэнсин, я ухожу! – закричал из дальней комнаты Бенни.
– Хорошо, Бенни. Доброй ночи, – отозвалась она.
– А почему бы тебе не присесть и не допить свой кофе, пока я буду есть пирог? – предложил Трэвис.
Фрэнсин помялась немного, потом кивнула головой.
– Хорошо. – Она взяла свою кружку и обошла стойку, чтобы сесть рядом с ним.
– Никто не готовит яблочный пирог лучше Бенни, – заметил Трэвис, отправив в рот кусок фруктового пирога. В уголках глаз его появились лукавые морщинки, а рот расплылся в улыбке. – Помнишь тот пирог, что ты испекла, когда первый раз пришла в старшие классы?
Фрэнсин разразилась хохотом.
– О, как я могу забыть? Мы оба потом проболели целую неделю.
– У меня никогда так не схватывало живот.
– Я думала, что яблоки для пирога должны быть обязательно зелеными, – улыбнулась ему Фрэнсин.
Он еще шире улыбнулся, воодушевленный их общими воспоминаниями.
– А ведь иногда мы хорошо проводили время, правда, Фрэнсин?
– Прекрасно.
Они надолго затихли, но это не было неловким молчанием. Скорее, это было молчание двух друзей, вспоминающих хорошие времена.
Трэвис еще откусил немного пирога, отпил кофе, потом снова взглянул на нее.
– Расскажи мне о Нью-Йорке, Фрэнни.
Она удивленно посмотрела на него.
– А что ты хочешь узнать?
– Я хочу узнать о том, где ты живешь, о твоей работе… оправдались ли твои ожидания? – Он не сводил с нее пристального взгляда.
– У нас хорошая квартира на Западной стороне. Ничего особенного, но это наш дом. – Она поглядела на кружку, будучи не в силах выдержать его взгляд. Она не могла сказать ему, что потеряла эту квартиру, что не могла вносить квартплату даже за крошечную студию, хотя работала по две смены. – Сам город просто невероятный, – продолжала она. – Все время там чувствуешь какое-то волнение, все живут в каком-то бешеном ритме, и это так заразительно… – Она не стала говорить о страхе, о холоде, который таил в себе столичный город, о том, как часто она чувствовала себя одинокой, несмотря на толпы людей вокруг. – Это такой замечательный город! – закончила она, а про себя добавила: я хотела бы сказать ему, что не добилась того, о чем мечтала… по крайней мере, пока. Жить в Нью-Йорке, найти там работу – все это оказалось намного труднее, чем я думала. Однако гордость не позволяла ей признаться в таких вещах. – А как ты? Расскажи мне о своей жизни. Что ты делал все эти пять лет? – спросила она, пытаясь изменить тему разговора.
Трэвис пожал плечами.
– Мне не о чем особенно рассказывать. Я веду простую жизнь. Работаю на полях, навещаю Поппи, иногда понемногу рыбачу, иногда смотрю фильмы. Я уверен, тебе это покажется скучным по сравнению с твоей жизнью.
– Неправда, – возразила она.
Потом встала, обошла стойку и взяла кофейник, чтобы снова наполнить их кружки.
– Не сомневаюсь, Поппи рад, что ты ему здесь помогаешь, – сказал Трэвис.
Фрэнсин снова села на место.
– Честно говоря, мне нравится работать. Да и вообще, я никогда не возражала против работы здесь. – Она усмехнулась. – Тут как-то заходила Гленда Снайдер. У меня едва сердце не разбилось, когда я увидела, что наша главная заводила набрала лишние пятьдесят фунтов, у нее такой задерганный вид, и она все время суетится со своими тремя ребятишками…
Трэвис засмеялся.
– Сердце чуть не разбилось, говоришь? Держу пари, нет. Ты же такая злючка, Фрэнсин.
– Злючка? – Она покачала головой. – Нет, я простой человек. Гленда была самой противной девчонкой в старших классах. И я не могу удержаться от того, чтобы не почувствовать удовлетворения при мысли, что она уже не та прежняя красотка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42