и поздно, но получила долгожданный подарок.
Удивительно, как легко Грэтхен достучалась до сердца Поппи! А Фрэнсин все свое детство и юность пыталась добиться от него хотя бы одной скупой улыбки, услышать доброе слово от человека, растившего ее.
Это навсегда останется для меня тайной, вздохнула она. Так же как и то, что Трэвис только хочет меня, стремится заниматься со мной любовью, но не любит.
Она отбросила эти мысли в сторону, решив насладиться сегодняшним днем так, чтобы никакие воспоминания прошлого не преследовали ее, и не задавать себе мучительных вопросов о будущем.
Я уже устала оплакивать прошлое. Детство мое было не хуже и не лучше, чем у других. Я была одета, накормлена, жила в тепле и безопасности. У некоторых детей не было и этого.
Трэвис знает, что я пережила одну ночь, потрясающую ночь любви. Она обожгла мне душу, опутала сердце такой страстью, которую может испытать далеко не всякая женщина в своей жизни. Мне надоело злиться и чувствовать себя обиженной из-за прошлого. Лучше вместо этого я посчитаю, сколько счастливых мгновений выпало на мою долю.
Сегодня прекрасный день, и я собираюсь провести его с красивым мужчиной и с моей драгоценной дочуркой. Чего больше мне остается желать?
Дверь со скрипом отворилась, и она повернулась на звук. На крыльцо вышел Поппи с чашкой кофе в руке.
– Ты сегодня рано встала, – произнес он и уселся в раскладное кресло, стоявшее напротив качалки.
– Утро слишком прекрасное, чтобы нежиться в постели, – ответила она.
– Гмм, мне оно кажется обычным, как сотни других, – сварливо, по своему обыкновению, ответил он.
Фрэнсин не обратила на это внимания, не желая, чтобы его ворчливость испортила ей настроение. На несколько минут между ними повисло молчание, и они оба потягивали кофе.
Но эта тишина больше не сердила Фрэнсин. За прошедшие пару дней она поняла, что Поппи от природы неразговорчив. Он говорил только тогда, когда ему было что сказать, и не заполнял паузы ничего не значащей болтовней.
– Поппи, вчера вечером Трэвис сказал мне, что у тебя был сердечный приступ сразу же после того, как я уехала отсюда, – вспомнив слова Трэвиса, заговорила Фрэнсин, нарушая молчание.
Поппи помрачнел.
– Этому парню следует заниматься своими делами, а не болтать обо мне.
Фрэнсин испытующе заглянула ему в лицо.
– Почему ты не написал мне? У тебя ведь был мой адрес. Почему ты не сообщил мне, что заболел?
Он посмотрел на нее своими выцветшими голубыми глазами, которые все же сохранили прежнюю остроту.
– А что бы ты могла сделать? Насколько я слышал, ты не оканчивала медицинской школы.
Фрэнсин на какой-то миг прикусила язык.
– И, кроме того, – продолжал он, – это был не сильный приступ. Я очень скоро поправился.
Фрэнсин хотела сказать ему, что он должен был написать ей хотя бы потому, что она тревожилась о нем. И пусть он всегда давал ей понять, что внучка для него лишь обуза, она любила его, всегда любила.
Неужели она и впрямь любит этого своенравного старика? Он один заменил ей родителей, которых она потеряла. Он и Грэтхен составляли ее семью, и Фрэнсин поняла, что, несмотря на их прошлое, между ними существовала связь, которую ни один из них не смог бы разорвать.
– Мы с Трэвисом сегодня утром собираемся повезти Грэтхен в город. На поле позади бакалейного магазина состоится карнавал. Ты бы хотел поехать с нами?
– Карнавал? Пустая трата времени, – сердито взглянув на нее, произнес он.
Фрэнсин нахмурилась. Мне надо было знать, что предлагать, выругала она себя.
– Но думаю, мне все-таки стоит поехать с тобой, – продолжил дед, – чтобы эти карнавальные зазывалы не вытянули из тебя все до последнего цента. И, кроме того, мисс Фасолинка, вероятно, захочет, чтобы я покатался с ней на каких-нибудь каруселях.
Сердце Фрэнсин наполнила радость, хотя она не могла понять, почему дед давал Грэтхен все то, в чем отказывал в детстве ей.
Через несколько часов они сидели все вместе в машине Трэвиса, направлявшейся в город. Грэтхен трещала как сорока в предвкушении новых приключений, что ожидали ее. Она никогда раньше не была на карнавалах, и ей казалось, что все это будет необыкновенно интересно.
Поппи сидел рядом с ней на заднем сиденье и ворчливо отвечал на все ее вопросы.
– Я знаю, что такое карусель, – гордо заявила Грэтхен. – Мы катались на ней однажды в центральном парке, правда, мамочка?
– Да, милая, катались, – отвечала Фрэнсин.
– Поппи, а ты прокатишься со мной на карусели, а? – спросила Грэтхен. – Мы найдем для тебя миленькую, настоящую лошадку с голубой ленточкой, которая подойдет к твоим глазам.
Поппи фыркнул.
– Тогда нам придется искать для тебя лошадку, наполненную бобами, – произнес он, и Грэтхен расхохоталась.
Пока Поппи и Грэтхен болтали на заднем сиденье, Фрэнсин спрашивала себя, мог ли этот день быть еще более совершенным.
Трэвис встретил их приятной улыбкой, свидетельствовавшей о том, что он выбросил из головы свидание на кукурузном поле и собирается просто порадоваться сегодняшнему дню. А день и в самом деле был чудесный. Легкий ветерок разгонял августовскую жару, и дышалось удивительно легко.
Фрэнсин украдкой косилась на Трэвиса. Он казался непринужденным и счастливым, словно предчувствовал, каким чудесным обещает быть день.
Вскоре они повернули на главную улицу. Отовсюду уже доносились звуки карнавала. За бакалейным магазином вздымалась верхняя часть чертова колеса, в воздухе носился запах попкорна, жареных сосисок и сладкой ваты.
– О, как здесь здорово! – воскликнула Грэтхен, когда они припарковали машину.
– Ты бы лучше крепче держалась за мою руку, чтобы не потеряться, – сурово предупредил ее Поппи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42