Собаки закружились, выражая радость дикими прыжками.
Жандарм слез.
– Не откажите, господа, на огонёк, чем Бог послал…
– Вот прилип! – раздражённо прошептал Адашев.
Но делать было нечего. Зайти хотя бы ненадолго принуждала простая вежливость.
На крыльце бросились их раздевать вестовые в холщовых гимнастёрках. Тесная передняя была уже завалена одеждой. Из соседней комнаты доносились оживлённый говор, смех и звон посуды.
За накрытым столом с самоваром, кренделем, фруктами, бутылками и всевозможными закусками сидело человек пятнадцать мужчин и женщин. Хозяин был встречен весёлыми возгласами: «Несут… Несут… Именинник!..» Все шумно встали.
Жандарм самодовольно подвёл спутников к улыбающейся красивой брюнетке в пёстром платье и больших бриллиантовых серьгах:
– Моя хозяйка…
Мужское общество было смешанное: таможенные чиновники, путейцы и окрестные помещики. Среди них выделялись гусарские доломаны трёх однополчан Репенина, ещё засветло вернувшихся из Роминтена.
Дамы, все как на подбор молоденькие и недурные собой, окружали щёголя-инженера с лицом фавна, лениво перебиравшего струны на гитаре, богато разукрашенной перламутром. Рядом, в кабинете с драгоценными серебристо-красноватыми белуджистанскими коврами и старым оружием на стенах, собирались играть в железку.
Адашев, с обычной брезгливой учтивостью, обошёл всех и прислонился выжидательно к простенку. Заметив, что он один, хозяйка на него нацелилась.
– Молод, красив, а словно ледышка! – томно растягивая слова, сказала она, взяв задорно Адашева за аксельбант.
Молодая красавица точно вся потянулась к нему и рассмеялась.
Но её влажные, яркие губы, громкий грудной смех, ослепительный оскал и смуглые колышущиеся плечи Адашеву показались вульгарными.
– Скажите, что вас заморозило: петербургский туман или великосветская разочарованность? – вызывающе спросила она, будто нечаянно притронувшись грудью к его рукаву.
– А вы южанка… – по обыкновению, полувопросительно проговорил Адашев.
Хозяйка жизнерадостно выгнулась перед ним, как бы выставляя напоказ красивое тело.
– Разве такая, как я, могла бы родиться, скажем, на вашем ингерманландском болоте?..
«Откуда она? – мысленно прикинул Адашев. – Гречанка?.. черкешенка?.. еврейка?..» Его решительно отталкивал такой избыток крикливой красочности.
Женское чутьё подсказало красавице, что этот – безнадёжен. Она подошла к Репенину и с тем же задором спросила:
– Рюмочку бенедиктина, граф… Или, может быть, коньяку?..
– Из таких волшебных ручек всякий напиток – пламя! – по-холостяцки приосанясь, ответил Репенин.
За столом, где шла железка, метал теперь сам хозяин. Играли довольно крупно.
– До чего мне не прёт! – возмутился спортивный полковой адъютант, с досадой щёлкая картой. – Вот уж действительно: кому судьба-индейка… Или как это ты сказал в Роминтене про службу? – обернулся он к ротмистру-финну.
Тот, не играя, сумрачно стоял за его стулом.
– Я сказал: кому служба – мать, а кому – кузькина мать…
– Тысячу двести… – объявил хозяин с безразличной любезностью привычного крупного игрока.
На лицах остальных партнёров отражалось, наоборот, растущее волнение. Дамы и неиграющие мужчины с любопытством обступили банкомёта.
– Отличнейший коньяк, – посоветовал Репенин, подойдя к одиноко стоявшему Адашеву.
Тот насмешливо поморщился:
– Ты помнишь, как старик Драгомиров ответил угощавшему его батарейному командиру: «Ваше шампанское, полковник, овсом пахнет».
Он показал глазами на стол с дорогими винами, зернистой икрой и трюфельной индейкой, на белуджистанские ковры и красавицу в бриллиантах.
– Подумай только, Серёжа: всё это на четыре тысячи в год вместе с квартирными и наградными.
Репенин пожал плечами:
– Все они, брат, таковы…
Он беспечно посасывал толстую сигару и чувствовал себя безгранично благодушным и снисходительным. Не хотелось ни рассуждать, ни спорить.
Жандарм проигрывал как раз большую ставку с неизменно спокойной улыбкой.
– Посмотри, – кивнул на него Репенин. – В своём мышином царстве он прямо – король!
Адашев несколько удивился:
– Ты, Серёжа, такой строгий к самому себе…
– Мы с тобой – особая стать, – с гордой усмешкой перебил Репенин.
Хозяйка игриво поманила его пальчиком.
– Пополам со мной, граф, на счастье!
– Если прикажете.
Репенину она понравилась: всё было в ней так просто и понятно. Он подошёл к карточному столу. Неиграющие гости с интересом окружили их.
Адашев иронически поглядел ему вслед: Серёжа-то, Серёжа… кажется, пристраивается.)
Но стало чуть завидно: недалёкий, в сущности, малый, а вот почему-то сразу умеет, везде – как дома!..
Полчаса спустя Репенину доложили, что лошади поданы. Пришлось прервать оживлённый разговор с пожилым польским помещиком. Поляк, крупный местный землевладелец и коннозаводчик, уговаривал его купить годовичков для скаковой конюшни.
Репенин стал прощаться. Все гурьбой высыпали на крыльцо провожать.
– Чуть не забыл! – спохватился он, отрываясь на минуту от зажигательно смеющейся хозяйки. Ему попался на глаза круглый баумкухен с приколотой к нему карточкой.
Он торопливо передал печенье Адашеву.
– Завези это сам тётушке Ольге Дмитриевне и расскажи ей всё подробно. Она так ценит всякий пустяк.
Его перебили опять на полуслове.
– На дорогу… Посошок… – раздались возгласы. Перед Репениным стояла, сверкая зубами, хозяйка со стопочкой шампанского на подносе.
– Сер-гей Андре-ич… – залился высоким баритоном щёголь-инженер, по-цыгански подёргивая струны.
Остальные подхватили шумным, нестройным хором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157