Дядя Гарри был преуспевающим торговцем тканями в Бристоле и не менее богатым, чем отец Элинор. Его дед был баронетом, и дядя Гарри в свое время натерпелся от шуток и подковырок своих братьев на сей счет. Тетя Катерина молча обняла племянницу.
– Бедняжка Элли, – промолвила она. – Прекрасный брак и смерть отца – и все это одновременно, дорогая. Это очень нелегко.
Вслед за ними пожаловал кузен Обри Эл-лис, арендатор. Собственно, он был кузеном отца Элинор, но они выросли вместе и были как братья. Кузен Обри был вдовцом, но приехал не один. Таким образом, гостей Элинор стало на одного человека больше. Сын Обри прибыл без приглашения.
Уилфред. Высокий, стройный, белокурый. Глаза его засветились радостью, когда он взял Элинор за руку и нежно поцеловал в щеку.
– Я подумал, что ты не будешь возражать, Элли, если я приеду, – сказал он довольно громко. – Ведь наша семья всегда вместе. В радости или в горе. Поэтому, получив твое приглашение, мы с папой решили, что оно для нас обоих.
– Разумеется, – вмешался граф, протягивая ему руку. – Мы хотели, чтобы к нам на Рождество приехали все члены семьи моей жены. – Он вопросительно посмотрел на Элинор.
– Уилфред Эллис, милорд, – представила она его мужу. – Мой троюродный брат. Работает торговым клерком в Бристоле.
– О, теперь я уже не мелкий клерк, Элли, – подавая графу руку, произнес Уилфред. – Я стал компаньоном фирмы. Ты этого не знала?
– Нет, – призналась Элинор. – Я не знала об этом. Поздравляю, Уилфред.
Опоздал. Почти на два месяца. Случись это чуть раньше, он написал бы ей совсем другое письмо. Если бы он теперь попросил ее руки, у него были бы и положение, и доход. Ей показалось, что она задыхается. Элинор вспомнила их встречи и клятвы, которыми они обменялись летом. Тогда семья собралась, чтобы отпраздновать совершеннолетие Мюриель Уикс. Она попробовала прогнать все воспоминания и посмотрела на мужа. Но граф встречал последних из прибывших и был занят тем, что давал указания экономке, как разместить их.
Внезапно Элинор с графом остались одни в пустом холле, а из гостиной уже доносились оживленные разговоры. Элинор прямо посмотрела мужу в глаза и еще выше подняла подбородок.
– Все успели приехать до того, как пошел снег. Нас это должно радовать, не так ли? – заметил граф.
Он элегантен, спокоен, воспитан, думала она, наслаждаясь тишиной холла после сумбурных и шумных семейных встреч и приветствий. И все же она приготовилась к обороне. Нет, она не стыдилась своей семьи, убеждала она себя. Разумеется, нет. Она нежно всех их любила, и так было всегда. Это теперь они как бы совсем из другого мира, чем мир ее мужа. А она не хотела их видеть его глазами. Лучше бы она никого не приглашала.
– Я не стыжусь их, – почти прошипела она. – И не ждите от меня этого.
Он высоко поднял брови, глаза его стали холодными, и он тоже посмотрел на нее в упор.
– Разве в этом есть необходимость, миледи? – спросил он. – Разве я вел себя с ними как надменный аристократ? Был снисходителен или высокомерен?
– Нет, – согласилась она. – Конечно, нет. Вы джентльмен и умеете скрывать свои истинные чувства.
– А, вот оно что, – промолвил граф. – Значит, именно это качество помогло мне скрыть свое пренебрежение, не так ли?
Элинор ничего не ответила. Она проклинала себя за то, что начала этот разговор. Зачем ей его мнение?
– Что ж, пусть это вас утешает в будущем, миледи. Во всяком случае, вы будете знать, что я достаточно благовоспитан, чтобы не показывать свое отвращение оттого, что мой дом полон вульгарных торговцев и прочих. Владелец таверны? Храни меня Господь! Мясник? Мое сознание шокировано! Но только сознание. Поведение и голос остаются безукоризненно учтивыми.
Она все это сама начала и едва ли может винить его. Но она не попросит у него прощения. А если все, что он сказал, правда и он действительно презирает ее семью, всех тех, кто составляет ее мир? Да, презирает. Что тогда? Она сама сделала себя несчастной, она это знала, но ничего не могла поделать с собой.
Граф с поклоном протянул ей руку.
– Не присоединиться ли нам к гостям, миледи? – вежливо спросил он.
Она приняла его руку, и они проследовали в гостиную. Супруги улыбались. Но только не друг другу.
Уилфред приехал, он здесь, в ее доме. Сердце ее упало. Он сейчас наверху и скоро спустится вниз. Она вынуждена будет смотреть ему в глаза и улыбаться так, словно он всегда был для нее только кузеном, так, словно она забыла обо всем.
Впервые после приезда в Гресвелл-Парк радость жизни окончательно покинула Элинор, уступив место свинцовой тяжести отчаяния. Ей так не хватало отца, и сознание этого было подобно удару в грудь, способному прервать дыхание.
Роль вежливого и общительного хозяина давалась графу нелегко, он понял это, сидя за чаем после ужина. Граф ожидал, что родственники Элинор будут полны благоговейного страха, ведь их пригласили на Рождество в Гресвелл-Парк, имение родовитого графа. Он думал, что ему придется использовать весь свой опыт светского обхождения, чтобы гости не чувствовали себя скованно и неловко. Даже шумный приезд, а потом веселое чаепитие и не умолкающие за столом разговоры не насторожили графа. И когда за ужином он увидел их в более официальной обстановке, он опасался, что все они превратятся в неподвижные манекены.
Каково же было его изумление, когда за столом завязалась оживленная и шумная беседа, было много смеха и возгласов. Большинство из гостей предпочитали забыть о правиле этикета – за столом беседовать лишь с ближайшим соседом. Дядя Сэм и дядя Бен в особенности, сидевшие довольно далеко друг от друга, громко обменивались остроумными замечаниями, вызывавшими общий смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68