Он машинально шагнул к аппарату, но остановился и подумал, что не стоит снимать трубку. Однако пришло в голову, что это может звонить Фелица. Снял трубку. Незнакомый мужской голос вкрадчиво спросил:— Иван Петрович?Хотел было сказать «нет», но уже само вылетело:— Я.— Очень прошу вас, Иван Петрович, в ваших же интересах, выйти на минутку. Буду ждать вас на углу Последнего.— Кто говорит?— Сами увидите, Иван Петрович. — Незнакомец на том конце провода рассмеялся. — Сами увидите, старый знакомый. Имею сообщение наипервейшей важности. Минуток с пяток вам достаточно, чтобы накинуть пальтишон-с?.. Жду-с. — Это было сказано так, что можно было подумать, будто говоривший непременно сделал при этом «ручкой».Паршин несколько мгновений стоял с трубкой в руке. Ему казалось, что скажи тот человек ещё несколько слов, и Паршин непременно его узнает, вспомнит этот вкрадчивый голос. Он был уверен, что когда-то слышал его. Но когда и где?Идти или не идти? Зачем идти? Ежели уж он решил бросать все… А что он, собственно говоря, потеряет, если пойдёт? Ведь не кончается же его жизнь! Мало ли что он может узнать? «В ваших интересах»…— Пойду! — вслух произнёс Паршин и оглядел квартиру.Уже стоя у отворённой двери, он достал из жилетного кармана английский ключ от квартиры и положил на подзеркальник. Он ему больше не понадобится…Подходя к Последнему переулку, Паршин перешёл на другую сторону Сретенки. Он не хотел играть вслепую, желал знать, кто его ждёт. Пригляделся к перекрёстку: никого. Решил подождать, пока не появится фигура ожидающего. Первым Паршин не выйдет на угол. Он достал портсигар и увидел, что забыл его наполнить, там лежали две последние папиросы. Обернулся, ища табачную лавочку. И тут глаза его встретились с устремлённым на него внимательным взглядом крупного, немолодого мужчины с круглым бритым лицом. На мужчине было чёрное демисезонное пальто с бархатным воротником, на голове — котелок. Когда мужчина молча приподнял котелок, Паршин понял, что только из-за головного убора, сильно изменившего внешность человека, он и не узнал его. Это был Клюшкин, известный всей преступной Москве агент сыскной полиции, Дормидонт Клюшкин — человек, славившийся феноменальной памятью на лица. Когда в идентификации преступника происходила заминка и не могла помочь дактилоскопия, призывали Клюшкина. Ежели Клюшкин «признавал», личность считалась установленной так же неопровержимо, как если бы это было доказано всеми научными средствами экспертизы.Портсигар в руке Паршина захлопнулся сам собой, но Паршин забыл опустить его в карман. Так и держал в руке. Взгляд сыщика приковывал к себе, как магнит. Паршин понял: это последние минуты, которые он проводит на свободе. Он отлично знал, что его физической силы достаточно, чтобы справиться даже с большим, массивным Клюшкиным, с двумя Клюшкиными, но… какой смысл? Отсрочка на несколько часов?..Руки Паршина опустились, признавая поражение.— Курите, Иван Петрович, что же вы! — насмешливо-ласково произнёс сыщик, переходя улицу.Паршин вспомнил про портсигар и протянул его сыщику. Взяли по папиросе. Клюшкин чиркнул спичкой.— Ну-с? — произнёс он, пуская дым.Паршин пожал плечами.— Имеете какое-либо желание? — вежливо осведомился сыщик. — Может, купить что-либо требуется?— Папирос нельзя ли? — сказал Паршин.— Отчего же-с…Паршин сделал несколько шагов и вдруг приблизил губы к уху Клюшкина:— Окончательно?Сыщик сделал только движение пальцами, но по этому сдержанному жесту Паршин понял, что все кончено — посадка будет прочной. И тут он вдруг вспомнил, что о Клюшкине ходил слух, будто ежели очень в секрете, то этот человек за деньги может все. О таких вещах не любили рассказывать даже своим, но слухи все же просачивались. Блеснула надежда.— Позвольте оказать слово, Дормидонт Савельевич? — тихонько произнёс Паршин.— Отчего же-с… Только не здесь. Удобней будет в переулочке-с.Идя рядом, как двое знакомых, они свернули в переулок. Зашли в подворотню. Паршин заговорил смелее:— При мне деньги, Дормидонт Савельевич.Сыщик неопределённо крякнул.— Тысяч до пяти наберётся, — продолжал Паршин. — Так я бы не отказался пожертвовать их… на благотворительные цели.— Что же, благое дело, благое… — неопределённо проговорил Клюшкин и раздавил волосатыми пальцами окурок.Паршин испытующе глядел на Клюшкина.— Мне бы только на дорогу рублей двести, а остальное…Сыщик глянул на него исподлобья.— Благое дело, но… поверьте слову, Иван Петрович, не могу-с…— Ежели мало, Дормидонт Савельевич, зайдём ко мне, столько же ещё наберём и вещи кое-какие…— Про вещи знаю, про все знаю-с, да, верьте слову, не в моей воле. Кабы денёк назад — другое бы дело. А теперь обязан вас представить по начальству-с.Паршин напряжённо думал. Если Клюшкин знает о вещах, значит приведёт полицию и к нему домой, значит Фелица лишится всего.— Вот что, Дормидонт Савельевич, я пред вами отслужу, а вы помогите.— Чем могу-с…— Признали вы меня в точности?Сыщик усмехнулся.— Мы с вами, Иван Петрович, единожды уже встречались.— Вот именно — единожды, — подтвердил Паршин. — Но картонки моей в сыскном нету. Это я наверное знаю.— И что же-с?— От вас зависит — признать меня за Паршина или… за кого иного.— Это верно-с, — подумав, сказал Клюшкин. — А за кого бы к примеру? — Он прищурился на Паршина, словно действительно пытался узнать его.Паршин молча протянул ему паспорт на имя Жука. Сыщик заглянул в него.— Такой не проходил… Так-с… Значит, желательно по первой судимости?— И ещё хотел бы я, чтобы одна женщина не пострадала невинно.— Это Фелица Станиславовна невинно страдает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41