Когда он добрался до него и постучал, была уже ночь. Ему отворила какая-то страшная баба без возраста. Узнав, кто ему нужен, баба без дальних церемоний сообщила:— Если нужен кокаин, то при чем тут пани Фелица? Пани Фелица два года, как сдохла…Паршин долго стоял, прислонясь к притолоке. Потом сполз вдоль косяка и неясной тёмной кучей обмер у порога.Что было дальше, он помнит смутно. Кажется, он пытался что-то украсть прямо с лотка, первую попавшуюся съедобную мелочь. Он не сопротивлялся, когда торговка схватила его за руку, не защищался, когда его били прохожие, не пытался оправдываться в полицейском участке. Он спал наяву.Когда выяснилось, что он русский, что у него нет польского подданства, его посадили. Несколько дней его кормили, чтобы у него были силы стоять на ногах. Потом свезли на польско-советскую границу и под угрозой пустить пулю в спину велели идти. Паршин послушно пошёл.Нарушитель границы был задержан советскими пограничниками. Глава 3 Шантаж Паршин был исправным заключённым. Пожалуй, самым исправным и тихим во всем лагере. Он не пытался бежать и покорно отбыл срок. Из ворот лагеря вышел седой, спокойный человек. Местожительством ему был определён город Котлас. Но оставаться в нём он не собирался. Первое, что сделал Паршин, прибыв туда, — написал письмо в Куркино, справляясь о судьбе своей матери Марии Степановны Паршиной. У неё он рассчитывал найти приют на первое время. Он не надеялся, что получит хорошее известие, и был даже несколько удивлён тем, что не только пришло письмо, но в нём содержалось точное сообщение: мать его жила в Москве и, несмотря на свои восемьдесят лет, работала сторожихой в больнице.Долго раздумывал Паршин над тем, как быть. Наконец сел в поезд и поехал.
Трудно описать эту встречу. Ни он старуху, ни она его не узнали. Когда он убедил её в том, что он — действительно он, старуха села на сундучок и долго молча разглядывала его со всех сторон. Потом поудивлялась тому, что сын больно скоро состарился. Так и не поверила, что он уже старик. К его проекту увезти её в Котлас старуха отнеслась равнодушно. Чуть-чуть оживилась, рассказывая, что в Москве живёт теперь и её овдовевшая дочь Пелагея, младшая сестра Паршина, а она приглядывает за внуками и в меру своих старушечьих сил помогает дочке. Расспросить сына о том, где он пропадал почти сорок пять лет, старуха забыла.С приближением вечера стал вопрос о ночёвке. Каморка у матери была крохотная, и стояло в ней две койки — на второй спала другая сторожиха. Паршин и без вопроса понял, что ночевать тут нельзя. Не будь он на нелегальном положении — другое бы дело. А так — подвести может.Нужно было искать ночлег. Выйдя на широкий, как поле, асфальтовый простор новой Калужской улицы, Паршин остановился в растерянности. В гостиницу сунуться он не мог. «Порядочных» знакомых не было. Перебрал в памяти адреса былых «малин», перекупщиков, тайных ночлежек — и остановился на всплывшем внезапно в памяти слесаре Ивашкине. В его подвальчике можно, пожалуй, заночевать.Ивашкина Паршин застал дома. Ему не пришлось долго объяснять, кто таков неожиданный гость. Слесарь хорошо помнил взломщика, от которого ему перепало не мало добычи. С тех пор у него не было таких хороших заказчиков. Но, сравнив стоявшего перед ним оборванного старика с былым барином в бобрах, Ивашкин повесил голову: кривая дорожка к добру не приводит!..Появились пол-литра и коробка баклажанной икры. Распили. Ивашкин сбегал за повторением. Пошли воспоминания. Паршин лёг спать с туманом в голове. В пьяной карусели вертелись «Славянский базар», Фелица, бобры, миллионы и снова Фелица…Следующим вечером опять литровка на столе. И опять соблазн воспоминаний.Шепотком, слюнявя ухо Паршина, Ивашкин сообщил, что есть у него на примете один человек, с которым, кажется, можно сделать «дело». Хоть он и конструктор и работник большого завода, но есть в его прошлом кое-что известное Ивашкину, чем можно его прижать. Был инженер Яркин когда-то беспризорным, безобразничал, крал, судился. Только тогда у него была другая фамилия. С тех пор он, правда, как говорится, «перековался», отошёл от дурной жизни и работает, кажется, как все. Но отчего не попробовать его прижать? Многого от него не требуется, дело подводчика — сторона: выяснил, когда денежки в кассе будут, рассказал о порядке, достал пропуск — и в сторону. Остальное уже дело мастера.— Такому мастеру, как ты, и книги в руки! — льстиво нашёптывал Ивашкин.Чем дальше шли разговоры, тем проще казалось Паршину пойти к инженеру и вовлечь его в «дело». Паршин хорохорился. Он даже не казался себе уже ни старым, ни подошедшим к концу пути, когда нужно подытожить пережитое…К утру эта уверенность, навеянная водкой, исчезла. Паршин снова превратился в вялого, усталого старика. Но после первого же стакана, поднесённого Ивашкиным для опохмелья, в голове снова стало звонко и неспокойно.Через день Паршин начал наводить справки об инженере Яркине.Пока шло прощупывание Яркина, Паршин успел вместе с матерью Марьей Степановной побывать у сестры. Пелагея Петровна, в просторечии Паня, жила с двумя детьми, служила продавщицей в галантерейном магазине. Жалованье получала мизерное, едва сводила концы с концами.Впервые с тех пор, как уехал из деревни, Паршин провёл с детьми целый день. Их мир показался ему таким далёким от его собственного, словно они жили какими-то совсем разными жизнями. Даже слова, которые были у них в обиходе, были не те, к каким привык Паршин. С интересом, граничащим с недоверием, он установил, что и мальчик и девочка твёрдо верят в своё будущее и знают о нем так много, словно видят его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41