Даже церковь святого Петра они разграбили. Весь город был разрушен, но зато враг был изгнан с их родной земли.
Что удивительного в том, что Вальтеоф, Госпатрик, Мэрсвейн и их солдаты были пьяны от радости победы! А Вальтеоф, к своему удивлению, оказался героем дня за свои деяния в воротах города. Когда вожди собрались под разрушенными крепостными стенами, его приветствовали восторженными возгласами, и один из людей Госпатрика сказал, что более ста нормандцев погибло, когда Вальтеоф брал ворота.
– Сейчас их тела пожирают вороны, – закончил он довольно. Сострадание было забыто в этот день, день мести.
Когда в лагере загорелись огни, Торкель вместе с другими датскими скальдами слагал песни о его доблести, и гул одобрения всюду встречал его. Солдаты же водрузили Вальтеофа на груду камней, хором выкрикивая здравицы в его честь и поливая его вином из своих кубков. Однако он оставил их и направился к группе пленников, чтобы поговорить с Ричардом де Рулем. Но когда он подошел к де Рулю, оказалось, что им не о чем говорить.
– Когда я приехал в Дипинг, я думал, что между нами мир.
– Мир?! – воскликнул Вальтеоф. – Если бы мы захватили твою землю, был бы мир?
Ричард устало покачал головой. Но затем прибавил:
– Но с тобой я хотел бы быть в большем мире сегодня.
– Ты все еще мой друг, – ответил Вальтеоф. Он взглянул на данов – рядом с каждым лежала груда награбленного – и внезапно удивился тому, что их тоже он называет своими друзьями. Но это было время не для горьких мыслей, и минуту спустя он снова находился среди своих людей из Рихолла и Белместорпа, Хантингтона и Нортгемптона, пьяных от гордости и радости.
Они притащили вина из города – кто в чем мог, и всю ночь напролет шло пиршество и звучали песни.
И только отвратительные, обезглавленные трупы были молчаливы, да безутешная группка пленников – Гилберт из Гента, Малье и его семья, Ричард де Руль, сидевшие в сторонке под охраной Вальтеофовых воинов.
Король Вильгельм охотился в лесах Дэна, куда и принес ему вести о захвате Йорка задыхающийся гонец. Человек бросился к его ногам и выпалил всю историю о том, как высадились даны, и о том, как огромная армия атаковала город.
– Пришел каждый из селян, господин, – сказал он. – Там нас ненавидят больше, чем где-либо еще. Твои замки разрушены, твои воины – мертвы. Только горстка людей бежала.
Вильгельм остановился. В этот серый осенний день было холодно, и дыхание его превращалось в пар. Он сидел верхом, с луком в руках. Лицо короля потемнело, и окружающие увидели знакомую складку у рта и судорожное подергивание мышцы.
– Что с моими рыцарями? – наконец спросил он.
– Фиц Осборн мертв, сир. Вильгельм Малье и Гилберт из Гента вместе с Ричардом де Рулем в плену и еще один – два человека из служилых.
– Они все еще в Йорке? – Королевская лошадь вскинула голову, и он резко натянул узду. Вокруг него собрались люди, ожидая, что он будет делать.
– Нет, господин, даны укрепили остров Акхольм и держат там наших людей вместе с награбленным добром.
– Кто руководит англичанами?
– Граф Госпатрик, Мэрсвейн – шериф Линкольна, принц Эдгар и граф Вальтеоф.
– Граф Вальтеоф? – повторил Вильгельм. Странное выражение промелькнуло на его лице, а Фиц Осборн и Мортейн переглянулись.
Гонец рассказывал о том, что произошло, о том, как каждая деревенька изгоняла завоевателей, и лицо Вильгельма снова напряглось, покрываясь краской.
– Великий Боже! – прорычал он. – Они за это заплатят. Это мой удел, мое королевство, и клянусь Господом Иисусом, я был с ними мягок до сих пор. Эта земля и этот народ утонут в крови за то, что сделали.
Он кинул лук слуге, и, пришпорив лошадь, поскакал через лес, низко пригнувшись к седлу, чтобы избежать удара о нависающие ветви. Все кинулись за ним следом, хорошо зная, что он не ослабит поводий до тех пор, пока не достигнет Глочестера.
Под звуки строительных работ он въехал в замок и в доме выслушал уже другого гонца, который как раз собирался следовать к нему в лес, чтобы рассказать дальнейшие новости о восстании на юго-западе. Там восставшие осадили новый замок Роберта Мортейна, были неприятности и в Мерсии, так как Дикий Эдрик напал на Шрюсбери. В первый раз после победы при Гастингсе его корона была в опасности – и он понял, что она никогда не была завоевана.
Он немедленно собрал военный совет.
– Мои люди возьмут Монтакуту, если у тебя нет для меня другой работы, брат, – заявил Мортейн.
Вильгельм кивнул:
– Ты и мой кузен из О сразу поедете в Линкольншир и остановите продвижение данов к югу от Гамбера.
– Позволь мне сразиться с Эдриком, – вставил Фиц Осборн, – Он – прирожденный боец, но не знает стратегии. Я пошлю к тебе гонца, когда возьму его.
Сам король двигался со своей обычной стремительностью, казалось, что в него вселился демон. Он, взяв только конницу, пронесся по центральной Англии, разгромил восставших при Стаффорде и в нескольких других местах и гнал данов до самого Гамбера, оставив Мортейна и О сторожить Линкольншир, сам отправился дальше на север. Там до него дошли сведения, что Фиц Осборн сдержал слово и принудил Эдрика сдаться. Дикарь приехал в Шрюсбери и поклялся быть вассалом Вильгельму.
Глаза короля вспыхнули, и он обнажил зубы в удовлетворенной улыбке.
– Теперь в Йорк, – сказал он. – Видит Бог, я буду в короне на Рождество.
Это оказалось легче, чем он ожидал. Огромная армия, которую он думал там встретить, вся разбрелась. Даны были загнаны на остров Аксельм и отсиживались на своих кораблях; нортумбрийцы же, по своему обыкновению, сделав то, что собирались, оказались не в состоянии довершить свою победу и, радостные, вернулись домой, вопреки уговорам своих вождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107