Ему хотелось бы побыть с ней перед отъездом на север, но она не тронула его сердца. Вскоре уже он был занят другими мыслями.
Проезжая через деревню Дипинг, он послал весточку местному лорду, некоему Хью Эвермю, бретонцу, который был женат на родственнице его матери. Сам Хью был слишком болен, чтобы идти вместе с ними, и у него не было сына, но он мог бы послать своих людей. Уже в сумерках он подъехал к деревне, затерянной в болотах, в которой он провел так много дней своего детства. Они оставили своих лошадей у лачуги паромщика и переплыли на лодке через Вилланд, названный так, возможно, по имени кузнеца, который выковал меч для Беовульфа, убившего Гренделя. Он с детства знал эту легенду и здесь, в туманных водах, скользя мимо черных болот, над которыми нависали заросли темной ольхи, он почти чувствовал присутствие Никорсов, гигантов, монстров, живших здесь до тех пор, пока их не отправили к злым духам, от которых они произошли. Мальчиком он всегда немного боялся, что Грендель восстанет из мокрого ила и что гиганты опрокинут лодку и бросят его в зеленую воду.
Но в эту ночь не появились в болотах злые духи. Стояла глубокая тишина, нарушаемая разве что плеском весел или криком бекаса или кроншнепа. Оти закутался в плащ, он страдал болями в суставах и ненавидел негостеприимные болота.
Вальтеоф лукаво усмехнулся:
– Еще несколько часов, и брат Эднет согреет тебя на кухне.
– А где будешь ты? – мрачно спросил Оти с фамильярностью старого слуги. – Я не удивлюсь, если на коленях в темной церкви, вместо того, чтобы наслаждаться сном в своей постели перед дальней дорогой.
Вальтеоф смотрел мимо него в туман. Летучая мышь мягко проскользнула над носом лодки, и паромщик заворчал. Вальтеоф ничего не ответил Оти – они понимали друг друга очень хорошо. Вскоре лодка причалила к мосту, ведшему к воротам аббатства.
Немного позднее Оти грелся у очага на кухне и отхлебывал эль брата Эднета, пока его хозяин получал благословение аббата.
Аббат Ульфитцель поднял Вальтеофа с колен.
– Добро пожаловать, сын мой. Я ждал тебя.
– Значит, вы слышали новости?
– О том, что Харальд Сигурдссон угрожает Нортумбрии? Да, мы слышали, и я знал, что ты едешь на помощь графам. – Он сел к столу и сложил руки в широких рукавах, спокойный ученый муж, смиренный по природе и по званию.
– Что бы ты хотел от меня услышать, дитя мое? Божие благословение? Благословение святого Гутласа тебе в помощь? Чтобы Матерь Божия сохранила тебя? Все это я испрашиваю в своих кротких молитвах.
– Я знаю, – ответил Вальтеоф. Он стоял у узкого окна, выходившее в садик, тщательно оберегаемый братом Кулленом. Но сейчас он ничего там не увидел, только мглу и туман, стелющийся так низко, что, казалось, кусты растут прямо из него.
– Ты хотел бы исповедоваться?
– И это тоже.
Аббат продолжал сидеть совершенно неподвижно, спокойно ожидая. Мир и покой были вокруг него так глубоки, как болота за окном.
– Что-то есть еще в твоих мыслях, сынок? Граф вернулся в круг света.
– Да, святой отец, но я не знаю, как об этом сказать. Когда-то я думал провести здесь свою жизнь, но воля короля Эдуарда и желание моего отца привели к иному. Сейчас я должен знать…
Ульфитцель посмотрел на него. Его спокойные глаза ничего не выражали.
– Ты думаешь о своих желаниях или о воле Божией? О себе или об Англии?
Вальтеоф густо покраснел:
– Я не знаю, и это правда. О, об Англии, конечно, я не сомневаюсь, но, тем не менее, король нарушил клятву. Они говорят, что Бог наказал его и нас за этот грех, но должен ли я этому верить?
Аббат смотрел на свои руки:
– Я слышал, что архиепископ Вульфстан считает, что король сильно согрешил, давая клятву, но еще больший грех будет – сдержать ее. Англия – более важна, чем кто либо из людей.
Вальтеоф вздохнул. Архиепископ Уорчестерский – великий молитвенник и любит короля.
– Я верен Гарольду. Но есть еще кое-что.
Он прижал руки к груди, стараясь найти слова, для того, чтобы выразить то смятение чувств и желаний, которые, как он знал, несбыточны. Но слов не было, и он беспомощно посмотрел на аббата.
– Чего ты хочешь, сын мой? – спокойно спросил Ульфитцель. – Славы? Боевой чести? Богатства?
Вальтеоф с трудом улыбнулся.
– Я думаю так же, как и другие. Я хотел бы видеть Англию спокойной и процветающей, особенно свои земли. Я думаю, что мог бы умереть, защищая их, если это необходимо, возможно, так и будет и… я хочу вернуть Нортумбрию.
– А, – аббат проницательно посмотрел на графа. – Теперь мы подошли к сути дела, не так ли?
– У меня больше прав, чем у графа Моркара, и если бы я был старше, когда они выгнали Тости из графства…
– Но ты не был старше. – Ульфитцель поднялся и встал перед ним. – Это очень просто, сын мой. Сейчас ты лелеешь свое честолюбие, но ты стал мужчиной, чтобы творить мир, а не разрушать его. Только твори мудро, и Нортумбрия может еще вернуться к тебе.
– Я разочаровал вас, отец?
Сначала аббат улыбнулся, его обычное серьезное настроение уступило место любви, которую он чувствовал к этому обыкновенному молодому человеку.
– Дорогое дитя, ты уже отправился в свое путешествие. Как еще ты можешь меня огорчить? Но я думаю, ты уже не колеблешься.
– Иногда – в ночные часы, – Вальтеоф уклонился от пронзительного взгляда аббата. Он почувствовал, как это бывало и раньше, что аббат видит в нем все – и хорошее и дурное.
Как-будто поняв это, Ульфитцель прибавил мягко:
– Хорошо подготовлен для боя тот, кто хорошо себя знает. Ты не забудешь, чему мы тебя здесь учили?
Вальтеоф покачал головой и улыбнулся.
– Я еще помню наизусть весь Псалтырь, хотя я и уставал от зубрежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107