Генерал все выслушал, потом, когда я замолчал, он довольно долго не говорил ни слова; приподняв, наконец, голову, он взглянул на меня с раздраженным видом.
— Что вы тут делаете? — спросил он меня с гневом.
— Я жду приказания вашего превосходительства.
— Он посмотрел на меня опять, как будто хотел прочесть в моих мыслях, и положил руку на мое плечо.
— Карнеро, — сказал он мне, — вы уже давно служите мне, берегитесь, чтобы я скоро не отказал вам; я не люблю слишком умных и слишком проницательных слуг.
Я хотел извиниться; он перебил меня:
— Ни слова! — сказал он. — Воспользуйтесь моим советом, а теперь проводите меня в комнату донны Аниты.
Я повиновался, потупив голову. Генерал оставался взаперти с молодой девушкой около часа. Что происходило между ними, я не знаю; правда, я слышал, что генерал несколько раз возвышал голос и говорил гневным тоном; донна Анита плакала и как будто просила о чем-то; но. осторожность предписывала мне держаться поодаль, так что я не мог понять ни одного из слов генерала. Когда он вышел, он был очень бледен, и резким тоном приказал мне приготовить все к его отъезду. На другой день, на восходе солнца, мы отправились в Мехико, донну Аниту несли за нами в паланкине. Путешествие было продолжительное, но генерал даже не приближался к паланкину. Донну Аниту тотчас по приезде отвезли в монастырь бернардинок, где она была воспитана; добрые сестры приняли ее со слезами горестного сочувствия. Генерал, используя свое влияние, легко сделался опекуном молодой девушки и тотчас взялся за управление ее имением, которое, как вам известно, весьма значительно даже в здешнем краю, где так много богатых людей.
— Я это знаю, — со вздохом сказал Тигреро.
— Окончив все это, — продолжал капатац, — генерал воротился в Сонору, чтобы устроить свои дела и передать дела губернатору, назначенному на его место и который уже прибыл на свое место. Я не скажу вам, что было потом: вы это знаете; притом мы воротились в Мехико только две недели назад, и вы, и ваши друзья следовали за нами почти следом от Скалистых гор.
Тигреро приподнял голову.
— Это все? — спросил он.
— Все, — отвечал капатац.
— Честное слово? — Продолжал дон Марсьяль, пристально глядя на него.
Карнеро колебался.
— Ну нет, — отвечал он наконец. — Я еще должен вам рассказать кое-что.
Глава XIII
ДОН МАРСЬЯЛЬ
Капатац встал, отворил дверь, вышел на минуту, воротился на свое место напротив Тигреро, налил стакан хереса, опорожнил его разом, опустил голову на руки и молчал.
Дон Марсьялъ с удивлением следил за движениями капатаца; видя, наконец, что он не решается рассказать ему то, чего он ждал с таким нетерпением, он наклонился и слегка дотронулся до него.
Карнеро вздрогнул, как будто его коснулось раскаленное железо.
— Стало быть то, что вы мне откроете, ужасно? -спросил Тигреро шепотом.
— Так ужасно, друг, — отвечал капатац со страхом, которого невозможно передать, — что, находясь один с вами в этой комнате, куда не может забраться ни один шпион, я опасаюсь сказать вам это.
Тигреро печально покачал головой.
— Говорите, друг мой, — сказал он кротким голосом. — Я вытерпел столько жестоких горестей в несколько месяцев, что все пружины души моей давно разорвались от отчаяния; как ни ужасен удар, угрожающий мне, я перенесу его, не бледнея. Увы! Горе уже не имеет на меня влияния.
— Да, вы человек высеченный из гранита — я это знаю, вы стойко боролись с несчастьем; но, поверьте, дон Марсьяль, есть страдания в тысячу раз ужаснее смерти, и я не сознаю себя вправе возбуждать в вас эти страдания.
— Сострадание, которое вы оказываете мне, более ничего, как слабость, друг мой. Я не могу умереть прежде чем исполню дело, которому посвятил свою бесцветную жизнь, я поклялся во что бы то ни стало защищать, не жалея своей жизни ту, которая в более счастливое время была моей невестой.
— Исполняйте же вашу клятву дон Марсьяль, потоку что бедная девушка никогда не находилась в такой большой опасности.
— Что вы хотите сказать? Ради Бога, объяснитесь! — вскричал Тигреро.
— Я хочу сказать, что дон Себастьян желает присвоить себе несметные богатства своей родственницы, которые ему нужны для успеха его честолюбивых планов; я хочу сказать, что, без угрызений совести, без стыда, отложив в сторону всякое человеческое уважение, забывая, что несчастная вверена ему законом, помешана, он холодно хочет сделаться ее палачом.
— Кончайте! Кончайте! Какой страшный план мог составить этот человек?
— О! — вскричал капатац с ужасной иронией. — Этот план прост, честен, его хвалят некоторые люди и находят его удивительным, великолепным.
— Вы терзаете меня!
— Узнайте же все: генерал дон Себастьян Герреро хочет жениться на своей родственнице.
— Жениться! — вскричал Тигреро с испугом. — Но это невозможно.
— Невозможно! — повторил с насмешкой капатац. — О! Как мало знаете вы этого человека с неумолимой волей, дикого зверя с человеческим лицом, который безжалостно уничтожает все осмеливающееся ему сопротивляться; он хочет жениться на донне Аните, захватить ее богатства — и женится на ней, говорю вам.
— Но она помешана.
— Да, помешана.
— Кто же осмелится совершить такой святотатственный брак?
— Полноте! — отвечал капатац, пожимая плечами. — Вы забываете, что генерал обладает талисманом, с которым все возможно, все покупается: люди, женщины, честь и совесть!.. Золото!..
— Это правда! Это правда! — вскричал Тигреро с отчаянием и, закрыв лицо руками, он оставался неподвижен, как будто вдруг его поразил громовой удар.
Наступило продолжительное молчание, во время которого слышалось только заглушаемое рыдание, разрывавшее грудь Тигреро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64