— В некотором роде.
— Так ведь, большую надо плотину взорвать, чтоб округу затопило.
— Это, Вась, она так, фигурально выражаясь.
После каши взялись и за сладкое.
— Ох, крепка у тебя медовуха, хозяин!?
— Есть такое дело! — согласился Влас.
— Ты бы, муженёк, рассказал нам что. Потешил бы гостя байкой. А после и проводишь его, — предложила Виевна.
— Это можно, мать! Это я завсегда, пожалуйста!
Васька заулыбался, ему было сытно, тепло, уютно. Он вдруг ощутил себя маленьким ребенком, которому добрый милый дедушка сказывает чудесные небылицы, а Васька сидит, разинув рот, и слушает их одну за другой, проглотив язык.
— То случилось в стародавние времена, каких никто и не помнит. И не у нас это было, а в далёкой стране, имя которой ныне Норвегия… — начал Хозяин сказочку:
* * *
"Близ свейской границы, в местечке Несьяр жил кузнец Торвальд. Жена его умерла молодой, а своих детей у них не появилось. Жениться вторично Торвальд не захотел, предпочитая жизнь вдовца, хоть и был вовсе не стар. Так и жил он пять лет один-одинёшенек.
По хозяйству правда иногда помогала сестра. Да обретался у него смышленый приблудный мальчонка. Кто и откуда он — никто не знал, потому как мальчик был нем, но для простолюдина — это скорее достоинство, чем недостаток. Пацана нашли год назад на берегу — наверное, удрал с какого-то пиратского судна.
На хуторе жалели горемыку, хотя приютил его именно кузнец. Найдёныш работал, что называется, на побегушках. Сверстников дичился. Было свободное время — сидел на холодных камнях скалистого берега фьорда и тоскливо смотрел в море.
Случалось, Торвальд с горя крепко выпивал, да так, что не мог найти кузню. Мальчик помогал благодетелю доплестись до скамьи, стаскивал с кузнеца сырые грязные и вонючие сапоги, укрывал его тёплой шкурой, словом, терпел все невинные обиды со стороны Торвальда со смирением истинного христианина. Но набожная сестра Торвальда прозвала-таки пацана маленьким язычником, потому как никто не видел, чтобы он клал крест Господу. Впрочем, на хуторе смотрели на это сквозь пальцы, да и кузнецу было всё равно. Немота оберегала мальчика от людской злобы, ибо его немощь виделась особой печатью Судьбы.
Как-то раз в непогоду под вечер в дверь к Торвальду постучали:
— Кого там чёрт принёс? — буркнул кузнец, потянувшись за молотом на всякий случай.
— Добрый человек, не пустишь ли ты усталого путника на ночлег?
— Ну-ка, малец, посмотри! Сколько их там притаилось?
Мальчик глянул сквозь затянутое мутным пузырем окошко и показал кузнецу два пальца.
— Что ж ты, странник, один просишься? Товарища не зовёшь?
— Это верно, мой конь и вправду мне лучший друг, чем иной человек! И если по утру ты берёшься его подковать, то я в долгу не останусь! — рассмеялись за дверью.
Торвальд вопросительно посмотрел на немого воспитанника, тот согласно закивал.
— Ну, открывай тогда, да поживее. Не видишь, гость промок!
Мальчик бросился выполнять приказание. Он с трудом отомкнул тяжелый засов, пропустив незнакомца внутрь жилища.
— Спасибо, Инегельд! — услышал хозяин дома. — Будь добр, позаботься о моём благородном скакуне.
— Откуда ты знаешь, что этого немого мальчишку зовут Инегельдом.
— Я много чего знаю. Всяк имеет собственное имя, даже последняя тварь, а уже человек и подавно. Но ты сначала обсуши да напои гостя, а потом и расспрашивай.
«И что это я, в самом деле?» — подивился кузнец и, вспомнив законы гостеприимства, выложил на стол угощение, которое, конечно же, не могло бы удовлетворить изысканный вкус, но голодному сей ужин показался бы богатой трапезой.
Тем временем незнакомец скинул длинный с капюшоном серый плащ и развесил его у очага. Торвальд сумел, наконец, рассмотреть ночного гостя во всех деталях. То был мужчина лет сорока пяти, несомненно, опытный воин, на что указывала пустая левая глазница, следствие ярой схватки. Густые светло-золотистые волосы путника стягивал стальной обруч с затейливым рисунком, кузнец вполне доверял своему взгляду мастера, и был готов поклясться, что от Эльсинора до Упсалы вряд ли сыщется искусник, способный сотворить эдакое украшение. Рыжеватая правильно подстриженная борода незнакомца лопатой закрывала его бычью шею, спускаясь на могучую грудь. Широкие плечи и толстые, словно поленья, руки викинга свидетельствовали о недюжинной силе. Вместе с тем его ночной гость был из знатных, потому что пальцы его обеих рук украшали богатые перстни. По роду занятий Торвальд знал толк в камушках.
Незнакомец почти ничего не ел, но пил он много, ничуть не хмелея.
— Где ты был прошлой ночью? — наконец осмелился спросить кузнец, видя, что гость сыт.
— В долине Медальдаль.
— Ну, уж этого никак не может быть. Видать, ты, незнакомец, большой шутник! Ведь до неё неделя пути.
— Может быть, но у меня хороший конь, — возразил ему резонно гость.
— Тогда твоему коню пришлось бы лететь! — захохотал Торвальд.
— Я ему то же самое говорил! — весело заметил странник, ничуть не обидевшись.
Выпили. Стукнули кружки. Выпили ещё.
Тут вернулся Инегельд, который, наконец, управился с чудесным скакуном и теперь во все глаза уставился на ночного гостя.
Кузнец поманил хлопца к себе, тот, видя, что хозяин изрядно пьян, с опаской подошел поближе.
— Так, значит, ты у нас Инегельд? — погладил Торвальд мальчугана по голове — Имя-то странное?
— Обычное имя. Варяжское! — уточнил гость. — А восточнее звался бы и вовсе Ингволодом.
— И откуда ты всё знаешь?
— Мне именем моим ведать положено, — рассмеялся тот в ответ.
Хотел было кузнец спросить, как зовут его гостя, да уронил голову на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105