Однако этот этап необходимо пройти, чтобы затем ощутить чувство свободы и получить возможность ощутить себя личностью. Впрочем, выздоровление может начаться вполне безобидно. Человек просто внезапно ощущает наплыв чувств, которые он предпочел бы проигнорировать, но уже поздно, пространство для проявления подлинных эмоций свободно, и вернуться в прежнее душевное состояние теперь невозможно. И человек, в далеком детстве запуганный и «зажатый», может пережить ранее совершенно недоступные ему ощущения.
Человек, ни на что не претендовавший и лишь покорно подчинявшийся требованиям других, внезапно приходит в ярость, ибо его психотерапевт «снова» берет отпуск. Или же его крайне раздражает то обстоятельство, что рядом оказываются другие пациенты. Откуда они взялись? Он отнюдь не ревнует. Это чувство ему незнакомо. Или все же... «Что им здесь нужно? Разве сюда приходят помимо меня еще и другие люди?». Ранее он ничего подобного не ощущал. Другие вправе ревновать, он сам – ни в коем случае. Но теперь подлинные чувства оказываются сильнее правил хорошего тона. К счастью... Однако нелегко сразу выявить подлинные причины столь сильного гнева, поскольку сначала он обрушивается на тех, кто хочет ему помочь, например, на психотерапевтов и собственных детей, то есть на тех, кого он не слишком боится, на тех, кто просто является внешним раздражителем, но отнюдь не подлинной причиной ярости.
Сперва человек весьма болезненно воспринимает новые переживания. Ведь выясняется, что он не всегда добр, понятлив, великодушен, умеет владеть собой и, главное, непритязателен. Ведь ранее он уважал себя исключительно за наличие именно этих качеств. Но если человек действительно желает помочь себе, он должен прекратить обманывать себя. Ведь мы далеко не всегда так виновны, как нам кажется, и далеко не так невинны, как хотели бы. Отсутствие эмоций и хаос в наших душах вместе с незнанием собственной жизненной истории не позволяют нам познать самих себя. Однако столкновение с реалиями собственной жизни помогает избавиться от иллюзий, искажающих картину собственного прошлого, и получить более четкое и ясное представление о нем. Если мы теперь оказываемся виновными перед кем-нибудь, то просто обязаны извиниться перед ним. Это облегчает нам душу и позволяет избавиться от сохранившегося с детского возраста неосознанного чувства вины. (Ведь мы никоим образом не виновны в жестоком обращении с нами и тем не менее чувствуем себя ответственными за него).
Это глубоко укоренившееся разрушительное и совершенно абсурдное чувство вины может исчезнуть лишь в том случае, если не брать на себя новой, реальной вины.
Многие, пережив жестокое обращение, начинают так же обращаться с другими и тем самым сохраняют для себя образ идеальных родителей. Даже в зрелом возрасте они остаются маленькими детьми, зависимыми от отца и матери. Они не знают, что могли бы вести себя гораздо более естественно и быть честнее с самим собой и другими, если бы вызволили из бессознательного свои детские чувства.
Чем более свободно мы выражаем свои чувства, тем сильнее и целостнее наша личность. Вызывая в памяти чувства ранних детских лет и переживая тогдашнее ощущение беспомощности, мы в итоге чувствуем себя гораздо более уверенно.
Одно дело, когда по-настоящему взрослый человек испытывает по отношению к кому-либо двойственные чувства, а другое, когда «взрослый ребенок» ощущает себя двухлетним малышом, которого служанка кормит в кухне и который в отчаянье думает: «Ну почему мама каждый вечер куда-то уходит? Почему она мне не рада? Почему она предпочитает меня другим людям? Что мне сделать, чтобы она осталась? Только не плакать! Только не плакать!»
В двухлетнем возрасте ребенок, разумеется, не мог столь точно сформулировать свои мысли, но теперь, по прошествии многих лет, человек предстает в двух ипостасях: он и взрослый, и одновременно двухлетний ребенок. Поэтому он может горько плакать. Этот плач представляет собой отнюдь не катарсис, а, напротив, выражение его прежней тоски по матери, наличие которой он всегда отрицал. В последующие недели наш пациент страшно разгневался на свою мать – преуспевающего врача-педиатра,– которая никак не могла обеспечить ему своего постоянного участия. «Я ненавижу этих вечно больных гадов, которые отнимают тебя у меня, мама. Но я ненавижу и тебя, так как ты предпочитаешь бывать чаще с ними, чем со мной». В данном случае смешались чувство беспомощности с давно накопившейся злостью на не оказавшуюся рядом мать. Благодаря этому переживанию, проявлению и выходу сильных чувств, пациент избавился от давно мучивших его симптомов, которые проявлялись достаточно явно, а причины их было совсем несложно понять. Его отношения с женщинами утратили присущую им ранее тенденцию к подавлению партнера, а неудержимое стремление сперва завоевать сердце женщины, а затем бросить ее со временем ослабло.
При прохождении курса психотерапии ощущение бессилия и полной ненужности другим людям переживалось с немыслимой ранее для пациента интенсивностью. То же самое можно сказать и о приступах ярости. Постепенно открывались прежде наглухо запертые ворота, за которыми таились вытесненные в бессознательное воспоминания. Ведь вспоминать можно только о том, что было пережито сознательно. Но чувственный мир ребенка, душевная целостность которого нарушена, уже сам по себе есть результат селекции, в ходе которой было выброшено за борт самое главное. Лишь психотерапия позволила взрослому человеку впервые сознательно пережить свои ранние эмоции, которые сопровождались у него душевной болью, порожденной зародившимся еще в раннем детстве чувством непонимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38