Здесь Гегель дает довольно развернутую характеристику этих школ и систем «индусской философии» Там же. С.168–182

. И вот его резюме: «В индусской философии идея не стала предметной, внешнее, предметное не постигается поэтому в ней соответственно идее. В этом заключается недостаток восточного воззрения» Там же. С.182

.
Гегель разбирает арабскую философию в рамках средневековой философии. Речь идет у него о философии Медаберим, комментаторах Аристотеля (Аль-Фараби, Авиценне, Альгазали) и еврейских философах (Моисей Маймонид). Раздел весьма краткий (8 страниц). Гегель признает расцвет в «магометанском мире» философии, наряду с различными искусствами и науками, хотя они и заимствованы извне. «Арабы воспринимают и культивируют философию. Нельзя поэтому в истории философии пройти мимо философии арабов. Однако то, что нам придется говорить о ней, касается больше обстоятельств внешнего сохранения и дальнейшего распространения философии» Там же. Книга третья. СПб., 1994. С.170

. Далее он описывает перевод сирийцами греческих трудов на арабский. Резюмирующая часть гегелевской оценки арабской философии следующая: «В арабской философии, обнаруживающей свободное, блестящее, глубокое воображение, философия и науки пошли тем же путем, которым они шли раньше у греков… Мы можем сказать об арабах: их философия не составляет своеобразной ступени в ходе развития философии».
Шопенгауэр в своем труде «О воле в природе» выделяет специальный раздел «Синология». В этом разделе он подчеркивает высокий уровень китайской цивилизации и специально рассматривает учения Конфуция, Лао-цзы. Учение Лао-цзы – «это учение о разуме как внутреннем порядке мира или начале всех вещей, о великом едином». Учение Конфуция, «судя по переводам, это – пространная, банальная, преимущественно политическая моральная философия, не опирающаяся на метафизику и отличающаяся некоей специфической вялостью и скукою» Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т.II. М., 1993. С.96–97

. Особую любовь вызывают у него буддизм вообще, в котором, судя по другим его сочинениям, он находит близость к своей философии.
Востоковедная тенденция в немецкой мысли не может быть полно представлена без учета того вклада, который внес в нее Фридрих Ницше. Обратиться к этому вопросу имеет резон и потому, что Хайдеггер в поздний период своего творчества будет часто обращаться к трудам Ницше, хотя далеко не всегда в плане оценки его востоковедных исканий. Условно многочисленные рассуждения Ницше о Востоке, восточной философии и религии, восточном менталитете можно свести к следующим пунктам: 1) поиски сходств и даже тождеств восточного и западного философствования, равно как и их существенных различий; 2) возвышение, в целом, буддизма как философии и религии; 3) обнаружение в ведантизме догматических и недогматических моментов; 4) избирательное отношение к китайской мысли. Наиболее часто к этим пунктам Ницше обращается в таких своих трудах, как «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего» (1886), «К генеалогии морали. Полемическое сочинение. Приложено в качестве дополнения и пояснения к недавно опубликованному сочинению „По ту сторону добра и зла“ (1887), „Антихрист. Проклятие христианству. Предисловие“ (1895). Что же касается его знаменитого труда „Так говорил Заратустра“ (1883–1884), то здесь собственно нет прямых его рефлексий о восточной, прежде всего персидской, философии, а идет использование имени полулегендарного, полумифического Заратустры, его языка и стиля размышления, его жизненных странствий для выражения своих взглядов на мир, бытие, человека, искусство и мораль, религию и мифологию. Другими словами, в книге „Так говорил Заратустра“ меньше всего мы находим прямых оценок восточного менталитета, но за трудноулавливаемым речением Ницше, начиная с „Предисловия Заратустры. О сверхчеловеке и о последнем человеке“ и продолжая речами Заратустры, прежде всего такими, как „О трех превращениях“, „О презирающих тело“, „О проповедниках смерти“, „О знаменитых мудрецах“, „Знамение“, можно заметить тускловатые контуры размышлений незападного мыслителя Заратустры, то как пророка, то как мечтателя.
Теперь обратимся к рассмотрению вышеуказанных четырех пунктов. Подтверждение к обозначенному нами первому пункту находим в ряде высказываний Ницше. В сочинении «По ту сторону добра и зла», в отделе первом «О предрассудках философов», (в пункте 20), Ницше выдвигает тезис об «удивительном сходстве всего индийского, греческого и германского философствования», выводя его из «родства языков, благодаря общей философии грамматики, то есть благодаря бессознательной власти и руководительству одинаковых грамматических функций» Ницше Ф. Сочинения в двух томах. Том 2. М., 1990. С.255–256

. Ницше не отрицает возможности существования иных, по сравнению с индийским, греческим и германским философствованием, типов философствования, иных объяснений мира, то есть он считает, что двери в здание, именуемое философией, не закрыты и для других народов, объединяемых иными языками и наречиями. Так, например, по мнению Ницше, с большой вероятностью можно предположить, что «философы урало-алтайских наречий (в которых хуже всего развито понятие „субъект“) иначе взглянут „в глубь мира“ и пойдут иными путями, нежели индогерманцы и мусульмане: ярмо определенных граматических функций есть в конце концов ярмо физиологических суждений о ценностях и расовых условиях» Там же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145