5.3
Теперь Каору ничего не оставалось, как прятаться во дворе, затаив дыхание. Тем временем стемнело. В комнате Фудзико и в комнате над головой Каору зажегся свет, послышался звук льющейся воды. Судя по всему, за стеной, к которой прижимался Каору, была ванная комната. Издалека донесся женский голос, наверное, матери Фудзико:
– Фудзико, прими ванну первой.
Через некоторое время в ванную вошли, заплескалась вода. Должно быть, за стеной принимала ванну обнаженная Фудзико. А по другую ее сторону, как крот, по ошибке вылезший на поверхность земли, затаив дыхание, трясся от холода голый Каору со связанными за спиной руками. Стена развела их на огромное расстояние друг от друга. Каору оказался здесь не по своей воле, и ему лучше было бы превратиться в прозрачную тень. Фудзико и представить себе не могла, что он стоит за стеной ванной комнаты.
Каору беззвучно позвал мать. Она всегда оберегала его, растворившись в воздухе, которым он дышал. Когда Каору не хватало на что-то смелости, когда он нуждался в терпении, когда ждал утешений, он вдыхал в себя воздух, в котором чувствовалось присутствие матери. Мамы здесь нет. Он не может вернуться в чайную комнату, не может вернуться в то время, когда она была там. Сейчас он очень далеко от нее. Но все равно Каору вызывал ее с того света, чтобы вспомнить о том, какой ужас он пережил, лишившись матери.
Однажды его уже охватывало чувство беспросветной тоски, ему нечего больше бояться. По сравнению с потерей человека, который любил его сильнее всех, никакое самое жестокое испытание не сможет причинить ему боль.
Каору вздохнул и посмеялся над собой, голым, трясущимся от холода. За кого бы его ни приняли: за маленького извращенца или за жертву хулиганов, – можно было только посмеяться над этим. Не дождавшись, пока ему улыбнется удача и решатся все его проблемы, он своим смехом поборол и беду и стыд. И в это мгновение ему показалось, что он превратился в невидимку. Его смех, вздохи, стыд, злость – все стало прозрачным и невидимым. Веревка развязалась, и его руки были свободны.
Каору надел брюки, натянул свитер и стал искать пути отступления. Через калитку, закрытую на ключ, на улицу не выйдешь, оставалось только перелезть через забор. По-кошачьи крадучись в тени деревьев, он подобрался к забору. Но забор оказался выше, чем он думал, и перемахнуть его, ухватившись за что-то или оттолкнувшись, оказалось невозможно. Обескураженный Каору решил: нет другого выхода – придется обратиться к жильцам дома. Но разве они поверят, что он не нарочно пробрался сюда, разве он сумеет доказать, что невиновен? Что бы он ни придумал, все будет воспринято так, будто он пришел подглядывать за голой Фудзико. Нет, сама Фудзико, скорей всего, ему поверит. Наверняка выслушает его, обо всем догадается и незаметно выпустит отсюда. Но как дать ей знать, что он здесь? Постучать в окошко ванной комнаты или позвать ее по имени? А если она все же не поверит ему, что делать тогда?
Как будто что-то взорвалось, осколки разлетелись в темноте, и один из них с дикой скоростью прокручиваемого назад фильма попал Каору в голову.
Если Фудзико не поверит ему, если возненавидит его, он не сможет передать ей свои тайные мысли и они бесследно исчезнут. А раз так – будь что будет – лучше открыться ей.
Каору вернулся к стене ванной комнаты и прислушался. Похоже, Фудзико мыла голову. Каору представил себе ее мокрые, падающие на плечи волосы, пенные струи, стекающие водопадом по ложбинке между грудей, и ему захотелось раствориться в воде, омывающей ее тело.
– Фудзико, Фудзико, – звал Каору, когда журчание воды немного стихало. Голос у него был хриплый, то ли от смущения, то ли от возбуждения. На мгновение в ванной комнате наступила тишина, возможно, Фудзико прислушивалась.
– Это Каору. Каору, младший брат Андзю Токива.
Его дрожащий голос напоминал жужжание комара. А Фудзико уже вышла из ванной, так и не услышав его. Теперь ее не догонишь. Каору пополз вдоль стены и вдруг наткнулся на бочку с дождевой водой. Он поднял голову – прямо над ним находился балкон комнаты Фудзико. Он влез на бочку и запрыгнул на балкон. Если этот извращенец Румяный сейчас навел окуляры своего бинокля на комнату Фудзико, то он наверняка его здесь увидит. Каору посмотрел в сторону комнаты Румяного, показал ему язык и изобразил жестами: «Чтоб ты сдох в аду».
Окно было открыто, и Каору удалось пробраться в комнату, где горел свет. Отважный поступок, о котором еще несколько минут назад он и подумать не мог, оказался легко осуществимым. Увиденный им в прошлом месяце сон воплотился в реальность. Каору спросил себя: неужели это наяву? Лицо его горело, кровь стучала в висках. Он перешел грань между сном и явью, которую нельзя было переступать. Каору еще раз позвал мать и попросил у нее прощения. «Я не раскаиваюсь. Мне не страшны позор и непонимание. Я просто пришел увидеться с Фудзико». Воздух, в котором пряталась мама, улыбнулся ему. По крайней мере, мама его прощала.
Каору разулся, осмотрел комнату и остановился в нерешительности, не находя места, где бы можно было приютиться непрошеному гостю. Простыни источали неуловимый аромат женщины, Каору казалось, будто он попал в запретный сад. Мучительно тянулось время: одна минута, десять, двадцать – комната неохотно поделилась с ним местом, где он мог оставаться незметным. Каору осторожно опустился на колени рядом с кроватью, на которой Фудзико обычно смотрела свои сны, и стал ждать ее.
5.4
Дверь открылась, и Фудзико вошла в комнату.
– Ой! – вскрикнула она и замерла.
Каору с мольбой посмотрел на нее и прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102