Настоящие детективные романы!
– Это меня удивляет... Детективные романы никогда меня не интересовали, и не думаю, что располагаю хоть малым талантом для того, чтобы их сочинять, – ответил Гордон.
– Ты это делаешь очень хорошо, когда...
Она не осмелилась закончить фразу.
– Когда я накачаюсь спиртным? – сказал он за нее, с горькой усмешкой. – Только когда я пьян, я могу придумывать такие глупости!
– Однажды вечером ты изобрел по меньшей мере десяток прекрасных преступлений... Ты действительно не помнишь? – настаивала она. Это походило скорее на допрос, а не на любопытство.
Нет, Гордон ни о чем не помнил. В глазах Дженни промелькнула ирония:
– Надеюсь, что ты не стараешься неосознанно отделаться от меня. Без меня ты смог бы откопать богатую женщину, чтобы она содержала тебя вместо Мэнни.
Она что, шутила? Или вдруг стала злой? Сжатые челюсти нарушали нежный овал ее щек. Ее обычно спокойное лицо выражало что-то грубое и упрямое, чего он никогда у нее не замечал.
– В таком деле, Дженни, ты разбираешься лучше, чем я. Богатые наследницы еще не решаются выходить замуж за подобных мне мужчин, – сказал он, поворачиваясь к бару. 150 Он, конечно, предпочел бы выпить, чем продолжать этот разговор.
Он ушел в спальню. Надо было одеться и уходить. Он, конечно же, опоздает на свою встречу.
Слишком гордая, Дженни никак не могла примириться с тем, что Гордон жил за счет Мэнни. Однако Гордон был по-своему горд. Он скорее погиб бы от истощения, прежде чем попросил бы у кого-то хоть что-нибудь, и отвергал всякую помощь с ожесточением, похожим на ненависть. Но не так было с Мэнни. Более глубокие, чем деньги, узы связывали этих двух мужчин в течение более чем двадцати лет. Они были настолько дружны, что принимали друг друга такими, какими были, со всеми недостатками, непоследовательностью и даже мелочностью. Ни Мэнни, ни Гордон не строили иллюзий ни по отношению к себе, ни по отношению к другим людям. Но у них была одна уверенность: они могли в любой момент рассчитывать друг на друга.
Однако Дженни, по мере того, как рассеивались ее иллюзии о литературном успехе Гордона, казалось, все больше сердилась на Мэнни. Раз Гордон пил на его деньги, значит, Мэнни был в этом повинен. Рикошетом она взваливала на Мэнни все, в чем не осмеливалась обвинять своего мужа. Ведь Гордона ни в чем нельзя было упрекнуть. Он был самым тихим и самым обездоленным из мужчин. А то, что он стал законченным алкоголиком, что он не писал, то она знала, как он сам страдал от этого больше других. Какая-то другая женщина, более амбициозная, более агрессивная, возможно, смогла бы ему помочь, вытащить его из этой трясины. Но так же, как и Гордон, она не была создана для борьбы.
Она тоже в какой-то степени потерпела поражение в своей карьере танцовщицы. Однако ее ремесло, пусть нестабильное и плохо оплачиваемое, тем не менее было для них единственным более или менее надежным источником доходов. Гордон лишь изредка выполнял такую же работу, как и Дороти. Они перебивались кое-как, благодаря тому, что Дженни зарабатывала, давая уроки в Американском студенческом центре. Весьма прилежная ученица Марты Грэхэм и Хэнни Хольм, Дженни должна была для продолжения карьеры срочно уехать в Штаты, после того, как она закончила свою стажировку в Париже в качестве мима. Она же выбрала Гордона. Возможно, теперь она уже начинала сожалеть о своем выборе. С некоторых пор она пряталась за ласковой отчужденностью, которую Гордону почти не удавалось разрушить. Однако он очень любил ее, но, подобно терпящему кораблекрушение, был слишком занят своим собственным спасением, чтобы по-настоящему заботиться о ней.
Он сказал себе, что в целом мире у него оставалась одна она, и мысленно в тысячный раз поклялся, что начнет писать книгу и перестанет выпивать. Когда?
Когда он вернулся в комнату, Дженни не пошевелилась.
– Гордон...
Охваченная внезапным порывом, она поднялась со стула, но ничего не сказала. Взяв его руки и положив себе на талию, она молча смотрела на него, напряженная и умоляющая.
Гордон не захотел уйти, не поцеловав ее в лоб. Она откинулась назад, как стебель цветка, чтобы он заключил ее в объятия, но он подумал, что она хочет уклониться от этого.
Он поспешил к двери.
– Прощай, Гордон...
Смутное предчувствие побуждало его остаться, но он отбросил его, как ребячество.
– До скорого, Дженни, – сказал он, не оборачиваясь и закрывая за собой дверь.

Глава 2

Гордон поправил берет, стоя перед почтовым ящиком и пытаясь разглядеть через выемку, есть ли там письма. Берет был для него самым главным, его единственной причудой в гардеробе. За исключением пенсионеров, немногие парижане еще носили береты. Но Гордон, из какого-то анахроничного кокетства, всегда надевал свой на курчавую голову, к тому же берет был еще и белым.
– Что вы здесь делаете?
Окликнувший его голос был хриплым и простонародным.
Осторожно высунув голову из-за чуть приоткрытой двери, обеими руками вцепившись в ручку, чтобы в случае необходимости захлопнуть дверь перед носом постороннего, мадам Бертран, которая замещала консьержку мадам Лафон, уехавшую в отпуск, разглядывала его с головы до ног недоверчивым и суровым взглядом.
– Ну что? Сюда запрещен вход...
Она завершила свою фразу нетерпеливым жестом, более красноречивым, чем любые слова.
– Но мадам, я господин Сандерс... Я живу здесь! – пробормотал Гордон, охваченный внезапным гневом и готовый ответить сокрушительной бранью на любое новое замечание.
При звуке его заокеанского акцента недоверчивая гримаса на лице мадам Бертран, как по мановению волшебной палочки, сменилась заискивающим выражением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52