Совсем не знаешь!– Успокойся, я пошутил.Гагарин повернулся, рванулся к Поповичу, обнял его.– Понимаешь, обидно такое слышать, – он говорил быстро, проглатывая слова, – очень обидно. Ведь и ты мог быть первым, и Герман, все ребята. Я же не виноват, что выбрали меня.За два часа до старта Попович рассказал об этом случае Сергею Павловичу. Королев, невыспавшийся, расхаживал по бункеру: «Главный не в своей тарелке, – сказал один из стартовиков. – Его нужно отвлечь». Попович вспомнил о своей неудачной шутке – он понимал, что сейчас Королев способен слушать только об одном человеке.– Значит, обиделся? – Королев улыбнулся. – Да, Юрий Алексеевич совсем иного плана человек. Я таких люблю… Павел Романович, стойте у этого телефона и не подпускайте меня, даже если буду ругаться. Хорошо?Красный телефон. Если снять трубку и сказать всего одно слово, стартовая команда сразу же прекратит подготовку к пуску. Всего одно слово – «отбой». Немногие имели право подходить к этому аппарату.Павел понял Королева.– Хорошо, Сергей Павлович, я не разрешу вам звонить.Тот усмехнулся и вновь стал расхаживать по бункеру.Поповичу показалось, что, когда объявили об очередной задержке на старте, Сергей Павлович направился к телефону. Павел преградил ему путь:– Вы сами приказали не пускать…Лицо Королева начало краснеть. Наступила тишина, здесь хорошо знали, что характер у Главного крутой.По громкой связи объявили, что подготовка к пуску вновь идет по графику. Королев сразу успокоился.Потом уже в Москве он сказал Поповичу:– Молодцом вел там, у телефона. И в космосе надо так же держаться, теперь знаю, что и его выдержишь…
У Королева были основания, чтобы все остановить… И у него, как у Главного конструктора, было такое право. Об этом эпизоде ведущий конструктор «Востока» рассказал в нашей беседе:– 11 апреля, уже ночью, я приехал из института, от медиков, где готовились космонавты к полету. Привез большой материал. Он назывался «Завтра полетит человек».– Завтра? – переспросил ведущий конструктор.– «Завтра» – подразумевалось «скоро». Естественно, мы не знали, что старт будет именно 12 апреля… Итак, захожу к главному редактору «Комсомольской правды» Юрию Воронову. И хотя было известно, что в ближайшие дни человек будет в космосе, все-таки не решились напечатать эту статью: слишком фантастическим это все казалось…– Да… фантастика. Всю ночь с 11 на 12 апреля мы были на стартовой. Рано утром приезжает Королев. Уставшие глаза, уставшее лицо, но внешне очень спокоен…– Ты провожал Гагарина до корабля?– Нас было четверо. Мы вместе поднялись на лифте. Подошли к люку, Юрий спрашивает у нашего монтажника: «Ну как?» – «Все в порядке, «первый» сорт, как СП скажет», – ответил он. «Раз так – садимся». Потом была объявлена часовая готовность. Надо прощаться с Юрием и закрывать люк. Он смотрит, улыбается, подмигивает. Пожал я ему руку, похлопал по шлему, отошел чуть в сторону. Крышку люка ребята накинули на замки. Все вместе быстро навинчиваем гайки. Все! Вдруг настойчивый сигнал зуммера. Телефон. Голос Королева: «Правильно ли установлена крышка? Нет ли перекосов?» – «Все нормально». – «Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3…» Я похолодел. Значит, нет электрического контакта, сигнализирующего о нормальном закрытии крышки. «Что можете сделать для проверки контакта? – спрашивает Королев. – Успеете снять и снова установить крышку?» – «Успеем, Сергей Павлович». Гайки сняты, открываем крышку. Юрий через зеркальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за нами. Чуть-чуть перемещаем кронштейн с контактом и вновь закрываем крышку… Наконец долгожданное: «КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности»… Тридцатиминутная готовность. Мы покидаем площадку. Все, теперь мы только зрители…– Я понимаю, что этот великий день незабываем до мельчайших подробностей. Его нельзя определить одним словом.– Можно. Это сделал Гагарин…– И прошлое, и этот день, и будущее?– Да. Всего одно слово – озорное и бессмертное, гагаринское: «Поехали!»
До старта – пятнадцать минут – Как у вас гермошлем, закрыт? Закройте гермошлем, доложите, – звучит голос Каманина.– Вас понял: объявлена десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Все нормально, самочувствие хорошее, к старту готов.На связь с Гагариным выходит Королев.– «Кедр», я буду вам транслировать команды… Минутная готовность, как вы слышите?– Вас понял: минутная готовность. Занял исходное положение…– Дается зажигание, «Кедр».– Понял: дается зажигание.– Предварительная… Промежуточная… Главная… Подъем!– Поехали!.. Шум в кабине слабо слышен. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально!– Мы все желаем вам доброго полета…– До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!Этот день врезался в память всех, кто пережил его. Каждый из нас запомнил его на всю жизнь, и мы рассказываем о своих ощущениях, о своих волнениях, о праздничной, счастливой Москве.У космонавтов, которые пошли работать на космические орбиты вслед за Юрием Гагариным, свои воспоминания. И при каждом старте на орбиту – а наше время богато на космические эпопеи! – они возвращаются в тот солнечный апрельский день.– …Когда я улетал, да и другие тоже, хотелось крикнуть по-гагарински: «Поехали!» Причем и при первом полете, и при втором, – говорит Виктор Горбатко, – но еле сдержал себя. «Поехали!» – это гагаринское, и только его. Оно имело право звучать один раз, тогда, 12 апреля.– В конце марта все космонавты первой группы разъехались по разным точкам, для связи. Я был на Камчатке. Вдруг сквозь космический треск и шумы слышу его голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61