додж” на стоянке аэропорта, чтобы проехать шестьдесят километров от жилища Кигана. Он увидел дом за пятьдесят метров, ибо он был освещен как на праздник, но когда Паркер остановился на некотором расстоянии от него, то убедился, что свет горел в пустоте и молчании. С большими предосторожностями он вошел, обошел дом, комнату за комнатой, и, наконец, нашел Кигана, прибитого в комнате наверху и уже мертвого.И дом был перевернут снизу доверху, они разворошили его в поисках чего-то. Тот факт, что ни одна из комнат не осталась не развороченной, позволял думать, что они не нашли того, что искали. На кухне были тарелки и в раковине и на столе: двое мужчин тут обедали и завтракали. Таким образом, они уже уехали, когда Генди позвонил Паркеру в тот день в полдень.Паркер быстро осмотрел дом, потом ушел. Входя в дом, он надел старые резиновые перчатки и снял одну лишь тогда, когда дотрагивался до груди Кигана. Стоя около “доджа”, он теперь снял перчатки, положил их в карман и с минуту, подняв руки, шевелил пальцами, чтобы согреть их и обсушить. Он смотрел на дом, нахмурив брови и раздумывая. Берридж мертв, Кигана пытали, и он тоже мертв, его дом полностью обшарен. Киган пытался соединиться с Паркером, прежде чем его стали пытать. Кто-то хотел получить что-то, и связующим звеном в этом был Берридж.Почему был убит Берридж в их убежище? И после того как его убили, почему они не остались там?Вернуться должны были четверо, а убийцы были вдвоем. Было лучше подождать, когда четверо разъедутся, и напасть на них по одиночке. Выследить одного и начать с него, потом приняться за других.Трое остальных? Или только Паркера? И как они перемещаются? Возможно, что они уже находились на восточной стороне?Паркер сел в “додж” и, запустив мотор, направился в сторону Миннеаполиса. Через двадцать пять километров он увидел телефонную будку снаружи закрытой станции обслуживания, в городке пустом и молчаливом.Ему ответила телефонистка, сообщила ему плату за разговор, которую он просунул в щель автомата. Потом наступило долгое молчание, прерываемое лишь щелчками, истом раздался звонок, и Паркер услышал голос Клер.— Алло!— Это я. Как дела?— Очень хорошо. А у тебя?— Никаких посещений?— Никого. Ты скоро вернешься?— Мой друг умер от хронической болезни. Очень болезненной.Короткое молчание, потом Клер произнесла:— О!По телефону нельзя было сказать больше.— Ты должна на день или два взять отпуск. Поезжай в Нью-Йорк и немного развлекись.— Я не хочу покидать дом! — сказала она.— Но ведь это серьезно!— Я тоже говорю серьезно. Завтра я куплю собаку.— Я говорю тебе об этой ночи.— Ничего со мной не случиться. Я выходила и купила себе ружье. Паркер нахмурил брови, глядя на телефон. Он хотел ей сказать, что дом с таким количеством окон и дверей, выходящих наружу, не может быть защищен, даже при помощи карабина или собаки. Не против двух мужчин, которые пригвоздили человека к стене и жгли его горящими сигаретами. Но нельзя было сказать по телефону о том, что не сможешь сказать прокурору, и он пытался выразить свои мысли при помощи голоса, больше чем на словах.— Я действительно считаю, что ты должна уехать. Это серьезнее, чем ты думаешь.— Я знаю, что ты беспокоишься обо мне, — сказала она.Потом она попыталась усилить свои слова и добавила:— Но ты не знаешь, что этот дом значит для меня. Я не могу покинуть его, ведь я только недавно устроилась в нем. Меня отсюда никто не прогонит. Это мой дом.Наступило молчание, во время которого он размышлял, и она наконец спросила:— Алло! Ты слушаешь меня?— Да.Он думал о том, чтобы вернуться и подождать, когда они появятся. Но его инстинкт был против этого: когда вас разыскивает враг, лучшим местом, где нужно быть, это — идти по их следу, сзади. Но как оставить Клер одну в доме?Это она должна была принять решение. Нужно было, чтобы он повел это дело так, как, он знал, будет лучше для обоих, и чтобы не случилось ничего плохого.— Ты должна немедленно собрать все мои вещи и вынести их из дома. Положи их в один из пустых соседних домов. Но повторяю, сделай это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра.— У тебя не так много вещей.— Тем лучше, это не займет у тебя много времени. Если придут люди и будут спрашивать меня, то ты не должна ничего сообщать им. Понятно? И не оказывай им никакого сопротивления.— А что же мне говорить?— Скажи им, что ты только передаешь известия и послания, что ты меня видишь два или три раза в год, что я плачу тебе за это. Ты им скажешь, что каждый раз, когда для меня приходит сообщение, ты звонишь в отель “Вилмингтон” в Нью-Йорке и оставляешь послание для меня, на имя Эдварда Латана. Ты хорошо поняла?— Да, но что это...— Повтори мне имена.— Это важно?— Да. Эти имена ты должна им сообщить.— Отель “Вилмингтон”. Эдвард... прости меня.— Латан. Эдвард Латан.— Эвард Латан. Это все?— Не серди их, они очень опасны.— Я умею играть в маленьких мышек, — сказала она.— Отлично. Я вернусь, как только смогу.— Я знаю.— Сразу же унеси мои вещи.— Обещаю.Он прервал соединение, бросил десять центов в аппарат, набрал 21-25-55-12-12, узнал в справочной Нью-Йорка номер отеля “Вилмингтон”, набрал его, снова положил монеты в аппарат и соединился с приемщицей.— Это относительно заказа на три дня комнаты, начиная с четверга.— Ваше имя, мистер?— Эдвард Латан... Эдвард Латан.— Адрес?— Ньюкасл, Бизнес машин, Миннеаполис, Миннесота.— Для одной персоны, мистер?— Да.— На три ночи?— Да.— Мы сохраним за вами комнату до четверга, пятнадцати часов.— Спасибо.— Спасибо, что позвонили в “Вилмингтон”, мистер. Паркер прервал соединение с отелем и вызвал номер в Чикаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41