И стал купец спрашивать: «Какие вам, казакам, есть обиды и какие налоги?» Закладнов рассказал ему, какие мы обиды несем от командиров наших. После того купец выговорил, что поедет на Яик для покупки рыбы; и когда из Яика возвратился назад, на умет к Ереминой Курице, то хотел прислать за Закладновым. Закладнов, оставив купца, поехал для ловли зверей, а потом купец, возвратясь, послал Еремину Курицу сыскать Закладнова. И когда тот приехал и ночевал с купцом, то зачал его спрашивать: «Скажи ты нам правду: что ты за человек?» На что купец сказал: «Ну, друг мой, господин казак, я скажу тебе сущую правду: ты меня признавай за государя; я не для рыбы вашей ездил в город, а только приглядеть ваши обряды и какие командиры делают вам обиды». Когда же Закладнов спросил: «У кого ты был в Яике?», то он сказал: «Я стоял в доме у Дениса Пьянова». Закладнов стал ему тогда говорить: «Батюшка, обиды нам делают великие: наши командиры нас бьют и гоняют, жалованье наше захватывают; тому шесть лет, как государыня нам жалованье жалует, а они незнаемо куда употребляют. А кто о жалованье станет говорить, того сажают под караул. Без государева указа в ссылку рассылают, и государыня о том не знает. У нас прежде не было пятидесятников, а теперь завелись; прежде в сотне был один сотник, а теперь все новое». Купец, поговоря с Закладновым, поехал с умета на Иргиз, сказав: «Ждите меня весной, я к вам буду». Так вот, брат, вести какие!Такие и подобные им разговоры вели казаки по всему Яику. Правда в них перемешивается с вымыслом; главное же в слухах, которые передал Гребнев Зарубину, заключается все в той же вере, что императрица не знает о беззакониях, царящих в войске, что «объявившийся» император все исправит. Ведь он так подробно спрашивает казаков об их житье-бытье, сам «приглядывает» их обычаи и обряды; более того — специально приехал сюда, услышав об их бедах, и имеет намерение помочь им, будет для этого весной на Яике. Недаром Чика, передавая, несомненно, то, что говорили все, сообщал позже, что «государя» ждали весной и собирались его «принять».Недаром и власти опасались нового появления здесь Пугачева — в том же указе Военной коллегии 14 августа внимание местных властей обращали на то, что это появление опасно «особенно среди Яицкого войска».Разумеется, после подавления восстания обстановка на Яике была напряжена до предела. К тому же стал известен окончательный приговор по делу об убийстве фон Траубенберга и других, о казацком «мятеже» продерзостном. В конце апреля Рейндорп получил указ о том Военной коллегии, а 2 июля его объявили на круге в Яицком городке: участь приговоренных облегчили, но все-таки она была тяжелой — 16 человек наказали кнутом, вырезали ноздри и, заклеймив, сослали навечно на сибирские Нерчинские заводы; для 38 — битье кнутом и ссылка с семьями в Сибирь на поселение; пятерым — «для омытия пролитой крови» служба против неприятеля вне очереди; 25 — наказание плетьми, посылка в полки, сибирские гарнизоны. Остальных — 2461 человек — простили по их «сущему невежеству и по незнанию истинного своего благоденствия» и вновь привели к присяге. Имущество подвергшихся наказаниям следовало описать и продать с публичного торга, чтобы возместить убытки, понесенные воинскими чинами и старшинами; штраф составлял огромную сумму — 36 756 рублей 30 копеек. Каждый казак должен был внести от 6 до 40 рублей. Причем по указанию старшин бедные должны были уплатить больше, чем богатые. Казаки, не знавшие, как семьи-то свои прокормить, совсем пригорюнились.— Когда уже на все войско наложена выть, — говорили они между собой в домах, на базаре, — так и взыскание должно быть с каждого равное, ибо богатый и бедный казак все тягости без различия несут наряду.Разговоры и слухи об «императоре» множились, разрастались. Известны стали подробности пребывания «государя» у Пьянова и Оболяева. Закладнов, разговаривавший с «Петром III» на умете, по возвращении в городок сообщил обо всем своему другу Ивану Чебакову. Тот как будто усомнился:— Что за причина; ведь сказывали, что государь помер! Надо об этом деле хорошенько посоветоваться с надежными людьми. Пойдем-ка, брат, скажем об этом Ивану Фофанову, не съездит ли он в умет удостовериться: подлинно ли он царь?Оба казака пошли к Фофанову, но ни его, ни Максима Шигаева, ни Дениса Караваева, к которым тоже решили зайти, дома не застали. Прошел день, и Чебаков, взяв с собой Караваева, снова пришел к Закладнову. Тот снова рассказал о встрече с «государем», его просьбе прислать к нему, и побыстрее, надежных людей. Караваев после совета с другими казаками (Василий Плотников, Иван Шарин, Яков Портнов) решил сам ехать на умет. Пригласил с собой и товарища — Сергея Кунишникова. Из городка выехали рано. Шел дождь, было темно, но уметчик увидел двух казаков, приближавшихся к его дому.— Кто едет?— Казаки! Мы ездили за сайгаками, да запоздали и, чтобы укрыться от дождя, приехали сюда ночевать.— Милости прошу.Караваев и Кунишников спешились. Второй из них начал расседлывать лошадей, а первый подошел к Ереминой Курице:— Не уметчик ли ты?— Уметчик.— Мы слышали, что у тебя живет такой человек, который называется государем Петром Федоровичем. Правда ли это?— Кто вам сказал?— Григорий Закладнов.Оболяев понял, что перед ним казаки «непослушной» стороны, и не стал отпираться:— Да, у меня есть такой человек.— Можно нам с ним повидаться?— Теперь не время, есть посторонние. Оставайтесь до утра.Казаки согласились. Лошадей пустили пастись в степь, легли спать в сарае. Там же, но в другом углу, за занавеской, лежал на кровати Пугачев. Он уже узнал от Оболяева, что к нему приехали казаки, но принять их не пожелал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140