В доме Толкачева состоялся парадный обед. Устинью в тостах и поздравлениях величали «благоверной государыней», подходили к ручке. Пугачев одаривал ее родственников, своих приближенных. Отец невесты получил лисью шубу, ее сестра Марья Щелудякова — пять аршин канавату Канават, коноват — восточная шелковая ткань, шедшая на покрывала, фаты.

и пять аршин голи Голь — китайская шелковая ткань, вид камки.

, Денис Пьянов — пять рублей денег, другие — разные зипуны и бешметы. Устинье он назначил двух «фрейлин» — казачек Прасковью Чапурину и Марию Череватую; Аксинью Толкачеву — главной надзирательницей за домом, своего рода домоправительницей, главной «гоф-фрейлиной».Несмотря на весь «царский» антураж, весьма, конечно, наивный (степень наивности и примитивности Устинья, конечно, не понимала), невесту не покидали сомнения в личности нежданного супруга. Она их и высказывала Пугачеву, когда они оставались наедине:— Подлинно ли ты государь? Я сомневаюсь в том, потому что ты женился на простой казачке. Ты меня обманул и заел мою молодость: ты — человек старый, а я — молодешенька.— Я со временем бороду-то обрею, — отшутился было «император», — и буду тогда помоложе.— Без бороды казаки тебя любить не будут.— Я сам не люблю бороды брить, — спохватился Емельян, — а сделаю это в угодность разве тебе одной.— Ведь ты имеешь государыню, как ее бросить! А нигде не водится, чтоб иметь две жены.— Какая она мне жена, когда с царства свергнула! Она мне злодейка!— Так тебе ее не жаль?— Нисколько! Жаль только Павлушу, он — законный мой сын. А ей, как бог допустит в Петербург, срублю голову!— Тебя туда не допустят. У государыни людей много. Тебе прежде срубят голову.— Я скоро возьму Оренбург и тогда до Питера дойду беспрепятственно.— До Питера еще много городов.— Только бы Оренбург взять, а там все ко мне преклонятся.Устинья, судя по ее поведению и словам в связи с замужеством, сердцем чувствовала и разумом понимала, что ее муж не истинный «государь», что ему скорее всего не добиться своего, не сесть на престоле в Петербурге, где сидят «государыня» со «многими людьми», ей верными, что они «срубят голову» Пугачеву раньше, чем он туда придет. Подобные мысли, конечно, приходили в голову не ей одной. Но она покорилась своей странной судьбе. Как и все русские женщины в подобных случаях. Их, как это бывало перед замужеством, и не спрашивали: что они думают, что хотят? Им приказывали, и они исполняли безропотно или, в лучшем случае, исходили слезами. Потом же, покоряясь во всем мужу, делали то, что положено. Так и Устинья Кузнецова, вдруг ставшая «благоверной государыней» при человеке, уже давно женатом, имевшем нескольких детей, которые вместе с матерью в это время находились в Казани. С ними Пугачев еще встретится и в очередной раз выйдет из положения. Его «проворность» и на этот раз поможет ему. Однако новая женитьба при неразведенной жене, что тогда было задачей не из легких, выглядела грехом, если исходить из христианских канонов, обычной человеческой морали. Но ведь, как известно, во все времена мораль более или менее легко приспосабливалась к человеческим желаниям, потребностям или попросту к слабостям. К тому же в случае с Пугачевым и Устиньей-«императрицей», речь якобы шла не об обычной женитьбе донского казака, а о брачном союзе «свергнутого императора». Правда, у него тоже имелась «государыня» — Екатерина II Алексеевна. Но ведь то была «злодейка», достойная смертной казни за свое преступление — лишение Петра III, «доброго» к народу, престола и тем самым возможности творить благодеяния угнетенным и обиженным. Случай, можно сказать, особый. По-особому и решать вопрос полагается. Так, вероятно, думали Пугачев и его приближенные. К тому же на то, мол, царская воля…Женитьба Пугачева породила в народе немало толков, пересудов, недовольства.— Как етому статца, — говорили одни, — чтоб царь мог жениться на казачке!— И в такое время, — поддерживали другие, — когда надлежало ему стараться утвердиться на царство!В самом Яицком городке увеличивалось число сомневающихся. Многие заняли выжидательную позицию, другие уходили в степь, подальше от городка и Пугачева с его сомнительной женитьбой. «Народ тут весь так как-то руки опустил, и роптали: для чего он, не окончив своего дела, то есть не получа престола, женился?» Но молчали, боясь наказания — и Пугачев и Каргин держали людей в большой строгости, шутить не любили, особенно в таких «государственных» делах…В ночь на 19 февраля Пугачев приказал делать взрыв под колокольней. Но накануне Симонов узнал о готовящемся штурме. Донес ему об этом перебежчик — казацкий «малолеток» Иван Неулыбин. Полковник приказал вынести порох из-под колокольни. Часть его успели оттуда убрать, и в это время раздался грохот взрыва. Но опять он не достиг желаемой цели. Правда, колокольня упала, точнее — осела «с удивительною тихостию», по словам очевидца. Она сползла в ретраншемент, и три солдата, спавшие на самом верху колокольни, оказались с постелями на земле и даже не проснулись. Точно так же оказалась невредимой внизу и пушка с лафетом. Но взрыв развалил палатку под колокольней, осадил шесть верхних этажей. Около 45 человек из осажденных погибло.Сразу после взрыва началась орудийная и ружейная перестрелка. На штурм Пугачев не решился. Крики и шум в его лагере продолжались до утра, потом затихли. Как и в случае с Оренбургом, он возложил надежды на осаду Яицкого городка, его падение в результате голода.Получив известие о приближении карателей к Оренбургу, Пугачев покинул Яицкий городок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140