— Битте!В это время к месту посадки вертолета подкатил джип «Чероки-Ларедо», из которого выскочили два коренастых паренька в камуфляже с помпами «Иж-81» в руках.— Все нормально, — обратился к ним Алим Хасанович, — это дедушка Магомад к нам проездом приехал. Садитесь, товарищи!Дальше все пошло как по писаному. Магомад уселся рядом с братом, на заднее сиденье «уазика» посадили Ляпунова, Милку и Ольгерда, а Топорик, Таран и немец оказались в джипе с внучатыми племянниками Магомада. «Уазик» покатил головным, «Ларедо» — следом. Немец беспокойно вертел головой, посматривая то вправо, то влево сквозь тучу пыли, поднятую «уазиком», должно быть, сильно опасаясь, что все эти экзотические пейзажи горного села окажутся последними видениями в его жизни. При этом губы Карла шевелились, словно что-то шептали. Юрка предположил, что он молится, но это было вовсе не так. Бывший секретарь FDJ полка ВВС ННА время от времени бормотал две строчки из давней гэдээ-ровской песни:…Und das war im Oktober, ja, ist so war! In Petrograd, im Russland, im siebzehner Jahr!Наверное, ничего более подобающего данному случаю его комсомольская душа подобрать не могла… Часть II. МЕЛКИЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ К МЕСТУ ПОСТОЯННОЙ ДИСЛОКАЦИИ Серо-голубой «Ан-26» неторопливо крутил винтами на подходе к тому самому военному аэродрому, с которого Таран и все прочие «мамонты» не раз отправлялись навстречу разного рода неприятностям. На сей раз они сюда возвращались, грязные-немытые, усталые, но довольные. Вчетвером: Ляпунов, Топорик, Милка и Юрка.Там, в родном селе дедушки Магомада, все прошло очень весело и приятно. Конечно, Ляпунов с помощью Алима Хасановича — тот, между прочим, главой сельской администрации оказался и командиром отряда самообороны по совместительству — первым делом нашел способ связаться с Птицыным и сообщил ему о выполнении задания и своем местонахождении. Генрих Птицелов сказал, что все нормально и через пару часов придет «восьмуха» с парой бочек горючего для того, чтобы и «двушку» с собой забрать.«Восьмуха», конечно, запоздала на пару часов, но это никому особо не повредило. Потому что Магомаду удалось подольше пообщаться с меньшим братцем, племянниками, внучатыми племянниками и прочей многочисленной родней, из которых Юрка мало кого запомнил по именам. В течение всех этих без малого четырех часов спасителей дедушки Магомада все время чем-нибудь потчевали. В нарушение обычаев Милку посадили за мужской стол, поскольку Магомад раза три или четыре восхвалял ее орлиный глаз, благодаря которому они все сейчас живы. Имелась в виду, конечно, история с застреленным наблюдателем. Опять же вопреки кондовому исламу на столе появились пузыри с араком или аракой — Юрка так и не понял, как правильно, тем более что этот самогон был где-то под восемьдесят градусов. Карлушу Бунке от прочих за столом не отличали, хотя и сочувствовали: «Зачем вертолет угнал, а? Теперь в Сибирь поедешь! У меня племянник тоже хотел девушке понравиться — „Мерседес“ украл. Ничего, уже вернулся!» Экс-обер-лейтенанту, по-видимому, ни хрена не было понятно. Он небось думал, что его вот-вот шлепнут или в подвал посадят, а его взялись шашлыками и маринованными баклажанами угощать, ну и наливать, конечно. Правда, сразу было видно, что фриц не европейский какой-нибудь, а наш, рабоче-крестьянского происхождения и советского воспитания, лет тридцать из своих сорока проживший при социализме да еще и общавшийся, поди-ка, с советскими комсомольцами из ГСВГ-ЗГВ. Во всяком случае, пять стопок араки его не укантовали. В отличие от Тарана, между прочим. Так или иначе, но конца пиршества Юрка не запомнил, ибо задремал и проснулся лишь на борту «восьмухи» перед самой пересадкой в Махачкале. Проснулся он не окончательно, а только на тот короткий период, когда Милка и Топорик заботливо, словно мама и папа, перетаскивали его под ручки из вертолета в самолет. В этот же период произошло расставание с Карлушей Бунке, Ольгердом и Магомадом, которые на каком-то другом борту отправились в Москву. А штатные «мамонты» оказались на родном двухмоторном «антошке», который, по идее, мог доставить их до места часа за четыре, но кто-то дал ему команду сесть в Ростове и в дополнение к ящикам с уже известным Тарану советским шампанским «Император» производства Махачкалинского завода, которыми половину грузового отсека забили, затариться еще и поддонами со свежей черешней. Черешню эту почему-то грузили уже глубокой ночью, как некий особо секретный груз. «Мамонтов», задраившихся в маленьком пассажирском салончике на четыре места, к погрузке, вестимо, не припахивали, поэтому они проспали до утра и с удивлением обнаружили, что все еще находятся на земле. Правда, как выяснилось, уже не в Ростове, а под Москвой, где как раз в это время черешню выгружали местные солдатики. Шампанское полетело дальше, должно быть, в родной город Тарана, но для этого «антошку» пришлось дозаправлять, и несколько часов ждали цистерну с керосином. Однако сейчас, когда было уже два часа дня, стало ясно, что посадка на родной аэродром приближается, как выразился Топорик, «с неотвратимостью дембеля».«Антошка» притерся к бетонке своими низенькими колесиками, пробежался, пискнул тормозами и, устало урча моторами — налетался тудема-сюдема! — начал помаленьку заруливать на свою любимую восьмую стоянку. Там его уже дожидался военторговский грузовик, прикативший за шампанским, а также командирский «уазик» Птицына, в который и уселись — вчетвером на одно заднее сиденье, Милку на колени Топорику — все участники операции.— Нормально сработали, — похвалил Птицелов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159