Да, пожалуй, и ни для кого.Внезапно Римо ощутил страшную усталость. Он ушел, чтобы побыть наедине со своими мыслями и переживаниями, но сейчас ему хотелось только одного — найти какое-нибудь укромное место, желательно под крышей, и поспать.Римо почти сразу отыскал такое местечко. В долине, в стороне от селения, стояла скромная хижина. Римо подошел ближе, но не заметил никаких признаков жизни. Возле хижины не лежала корзина с редькой, не сушилась лапша в пучках, как это обычно бывает рядом с сельским корейским домом.Все словно вымерло. Римо не помнил, чтобы видел этот дом в свои прошлые приезды в Синанджу.И он решил, что если этот дом ничей, он войдет и станет там жить.Римо толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Внутри было очень темно, только из приоткрытой двери падала узкая полоска света. Тем лучше. В темноте крепче спится.Римо едва не споткнулся о циновку. На ней он и расположился и, едва коснувшись спиной твердого пола, начал забываться.— А что, если я проснусь дома? — пробормотал он, засыпая.— Кто здесь? — донесся из темноты тихий голос. Говорили по-корейски.Римо вскочил и машинально стал вглядываться в темноту. В доме кто-то был, этот человек сидел в дальнем углу без света.— Здравствуйте, — неуверенно произнес Римо.— Я не узнаю вашего голоса, — ответили ему. — Вам что-нибудь нужно?Голос был звонкий и мелодичный — женский голос.— Я думал, здесь никто не живет, — стал оправдываться Римо. — Прошу меня извинить.— Не надо извиняться, — печально ответила женщина. — Ко мне редко кто приходит.— Но почему вы сидите без света?— Я — Ма Ли. По законам Синанджу, я должна жить в темноте, чтобы никого не обидеть своим уродством.— О, — протянул Римо.Теперь он видел ее — неясную фигурку в желтом платье. Верх традиционного наряда был из белой воздушной ткани. Одной рукой она прикрывала лицо, а другой нащупывала что-то в кармане. Когда она убрала руки от лица, то оказалась в густой вуали, за которой поблескивали влажным блеском глаза. Римо стало жаль девушку. Она, наверное, чем-то изуродована.— Простите, что доставил вам неудобство, Ма Ли, — сказал Римо тихо. — Я просто хотел где-нибудь отдохнуть. — И он двинулся к двери.— Нет! — Ма Ли протянула к нему руки. — Не уходите так сразу. Я слышу, в деревне идет праздник. Расскажите мне, что там происходит?— Вернулся Мастер Синанджу.— Это хорошая новость. Он так долго путешествовал по дальним странам.— Да, но он умирает, — добавил Римо.— Даже самый могучий прибой когда-то отступает, — кротко проговорила Ма Ли. — И все же вы правы: возвращение в море навевает грусть.По ее голосу можно было догадаться, что девушка глубоко взволнована.Римо впервые в Синанджу слышал, чтобы в отношении Чиуна кто-то проявлял подлинно человеческие чувства.— Вам его жаль? — спросил он.— Мастер Синанджу — это свеча, осветившая мир задолго до появления великого короля-воина Ончжо, который возвел первый в Корее замок, — задумчиво произнесла Ма Ли. — Грустно, что он умрет без наследника. Это разобьет ему сердце.— Я — его наследник, — сказал Римо.— Вы? Но ваш голос мне не знаком. Вы не из Синанджу.— Да, я не из этой деревни, — согласился Римо. — Но я принадлежу к Синанджу. Чиун сделал меня таким.— Это хорошо, — сказала Ма Ли. — Традиции надо соблюдать. По крайней мере, некоторые. — И она безотчетно коснулась вуали.— Вы живете одна? — спросил Римо.— Родители умерли, когда я была еще совсем маленькой. Я их даже не помню. У меня никого нет. Мужчины меня не любят из-за моего уродства. Они называют меня Безобразная Ма Ли.— Голос у вас очень приятный, — промолвил Римо, не зная, что еще сказать.По американским понятиям, даже нормальные женщины в этом селении красотой не блистали. Какая же тогда эта Ма Ли? Как Квазимодо — и взглянуть страшно?— Спасибо вам, — просто ответила Ма Ли. — Как приятно говорить с добрым человеком.Римо буркнул в ответ:— Я вас понимаю. Здесь не принято проявлять сострадание.— Люди таковы, какие они есть.— Я ведь тоже сирота, — вдруг выпалил Римо, сам не зная зачем.— Это ужасно — жить одному.Римо кивнул. В комнате воцарилось молчание. Римо чувствовал себя, как школьник, впервые пришедший на танцы, когда не знаешь, что делать и что говорить.— Не хотите ли чаю? — застенчиво произнесла Ма Ли.— Это было бы чудесно, — ответил Римо.Ма Ли поднялась. Римо заметил, что при маленьком росте она неплохо сложена. Большинство женщин в Синанджу были коренасты, как эскимоски. Ма Ли же оказалась стройной и изящной. Римо уловил запах ее тела, и он показался на удивление приятным.В углу комнаты помещалась маленькая угольная печка — непременный атрибут корейского дома. Ма Ли высекла кремнем огонь и разожгла очаг.Римо молча следил за ее ловкими движениями. От него не укрылась грациозность и изящная осанка девушки. Что бы ни было у нее с лицом, но фигурка у нее стройна, как ива.Вода закипела, и Ма Ли заварила чай в зеленом с голубым керамическом чайнике, после чего поставила на стол две пиалы с таким же узором, похожие на те, что Римо много раз видел в китайских ресторанчиках, только с более изысканной росписью.— Как красиво, — сказал он.— Это селадон, разновидность фарфора, — пояснила Ма Ли. — Эта посуда не имеет цены. Чайник выполнен в форме черепахи, которая для нас олицетворяет долгую жизнь.— Что? Ах да, чайник, — смущенно спохватился Римо.— Ну да. А вы что имели в виду?Римо не ответил. Он говорил совсем не про чайник. Он и сам не мог бы сказать, что он имел в виду. Слова вырвались у него непроизвольно.Ма Ли наполнила пиалу чаем и протянула Римо. При этом она едва заметно коснулась ладони Римо, отчего по его руке побежала дрожь, заставив инстинктивно поежиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57